Мы собираемся на речку. Стараясь не касаться бабушкиной кожи, я застегиваю бюстгальтер у нее на спине, покрытой бородавками. Отпускаю. Застежка пропадает в складке кожи.
Медленно ползем до речки по влажной тропинке. Все обгоняют нас, здороваясь. Бабушка вспотела, и ее облепили комары. Я обмахиваю ее полотенцем. Мы приходим последними. Я в мамином купальнике. Мне он очень идет. Вот только надо следить, когда выходишь из воды. У него старые резинки, и, когда он мокрый, трусы сползают вниз. Я в первый раз не заметила, зато Макс с Серегой заметили, что у меня там волоски. Радости были полные штаны. Идиоты.
Лешка купается в красных семейных трусах. Он широкий и гладкий. Рассматривать его мне почему-то неловко. Макс и Серега, в модных узких плавках, смеются над ним. Бабушка говорит, что он деревенский. Что деревенские не понимают плавок. Но он живет в городе.
Сегодня на речке я не могла понять, влюблена я в него или нет.
Льет дождь, и приехала мама. Точнее, они с отцом приехали, но он побыл совсем немножко и решил съездить к своему приятелю, который работает электриком в санатории неподалеку. Папа не любит общаться с бабушкой.
Я сижу и рисую человечков. Всяких королей и принцесс с трагической судьбой. Рядом пририсовываю их детей, которые быстро вырастают, быстро женятся и быстро сходят в могилу. Я придумываю, как они влюбляются и женятся. Я бы с удовольствием нарисовала какую-нибудь любовную сцену, но за спиной ходят мама и бабушка. Думаю о Лешке, и в животе приятно замирает. Но все равно Лешка – это что-то не то. Вот у меня есть нарисованные принц и принцесса, которые будто созданы друг для друга. А Лешка… Он хороший, но создан для кого-то другого. Не для меня. Не знаю, откуда я это знаю. Мама, словно угадав мои мысли, спрашивает:
– Ну и что этот Леша? Нравится тебе? – И смотрит внимательно.
– Угу.
– В смысле тебе с ним интересно, или что?
– Интересно.
– И ему с тобой интересно?
– Угу.
– Просто диву даюсь, что он в этом свистке нашел, здоровый такой, – подключается бабушка.
Свисток – это я. После случая на дискотеке я не хочу обсуждать с бабушкой свою личную жизнь.
– А учится он в каком классе? – миролюбиво спрашивает мама.
– Окончил восьмой и собирается в ПТУ, – возмущенно говорит бабушка. – Забубённый малый с Левого берега. А наша… двенадцать лет, отличница, шахматистка.
– Бабушка! – не выдерживаю я. – Я что, замуж за него собралась?!
Мама улыбается:
– Не собралась?
– Нет, – сердито говорю я и замалевываю принца.
– А зачем он тебе? – опять с улыбкой говорит мама.
– Так… развлечься, – отвечаю я.
Бабушка садится на табурет:
– Нет, ну ты слышишь, что городит? Забирайте эту пигалицу к свиньям собачьим!
Разумеется, ни к каким собачьим свиньям никто меня не забрал. Мама и папа сплавили нас обеих на две недели и не готовы были отказываться от удовольствия пожить без бабушки. А заодно и без меня. Я слышала, как мама сказала бабушке, что уверена в моем благоразумии. Бабушка сначала долго и обиженно сопела, а потом заявила, что на следующий год со мной не поедет.
Сегодня предпоследний день смены. Завтра в два часа приедет автобус и развезет всех домой. До этого нужно будет подмести пол и сдать грязное белье, сложив все в наволочку.
Мы с Лешей лежим над обрывом, под раскидистым кустом. Внизу, как серебряный удав, изогнулась река Воронеж. Моторные лодки, которые сверху кажутся крошечными, бегут по ней, оставляя легкий след в виде острого угла.
