– Приглашенные, или с какого отряда?
– Хохлымский кадетский сводный, – четко проверещал Воробей.
– А сам ты кто? – с подозрением оглядел стражник неказистого члена боеотряда.
– Снайпер-наводчик левого крыла, по поручению старшего прибыл, – не моргнув, доложил враль.
Стражник перевел взгляд на спутника Воробья, а потом уже и на барабан.
– Пройдитя, – пробурчал уже более мирно. – Припаздываете, – и опустил руку.
– Так откуда премся! – не удержался Воробей.
Внизу был обширный зал, предназначенный, видно, для каких-то анализов, и, ясно, что заполучить под сбор такое место было ох как не просто. Люди сидели тихо, все больше серьезные, среднего возраста и одеяния, все как один мужчины. Единственно, кого пораженные вновь прибывшие отметили, так это непонятно с чего оказавшегося здесь оратора из рабочей пивной Гафонова в белой длинной рубахе с подвязкой-шнурком, как раз и вещавшего:
– Семиты, узбеки и другие чернявые всосались. Негра доколь по медучилищам девок наших будет поганить. Желтая косоглазая заря подымается бусурмацкой тучей на задворках империи. Доколь? – и чуть покружил на узком пятачке, там, где за столом президиума, крытого черным сукном, сидели двое.
Гафонов раскинул руки в белых хламидах рукавов:
– Мы покамест держимся дисциплины с порядком. Мы покамест стройно с хоругвями в небесах слышим их оголтелые языки. Но придет предвозвестник Первомай, язычный праздник, и уж тогда " кого хочешь выбирай".
– Садись, – тихо сказал белобрысый высокий человек из президиума, по виду хорунжий или штабс-капитан, с серым мертвенно бледным лицом.
– Что? – не понял припадочный, собравшись еще покружить.
– Сядь, – тихо повторил из президиума.
И сам обратился с заявлением прямо с места:
– Соблюдать строгую координацию, субординацию и конспирацию. Связь та же. Лишних выявлять. По мелочам с инородцами, пьяными фабричными, блатными и пенсионными не цапаться. Вокзалы и телеграф под контролем, в пельменных и закусочных установим к событиям посты. Горячее питание и влага – самостоятельно. Сейчас сочувствующий, теневой комиссар финансов раздаст очередные походные.
Из президиума поднялся второй мужчина, в котором пораженный Воробей узнал вице-губернаторова собеседника, похоже, хозяина "Красного мотальщика" Евграфа Евграфыча Бодяева. Бодяев в полном молчании зала обошел всех и роздал каждому по пять хрустящих тысячных банкнот.
– Расписываться в какой ведомости надо? – вдруг выкрикнул какой-то получатель, по виду командировочный из других мест.
– Вы что, майор, в купели ошпарились, – шутканул из президиума.
Слегка пробежал смешок. Перед барабанщиком Бодяев на секунду остановился, рука его сама вместо полной суммы отсчитала тысячу, и он пытливо глянул на без спроса влезшего на собрание. Но барабанщик не дрогнул, даже не поднял глаз, а лишь дважды треснул палочками по сломанному инструменту.
– Трудись, сынок, – добавил Бодяев недостающую сумму и положил на барабан пять фабричной чистоты бумажек.
– Теперь особое внимание, – поднялся во весь рост хорунжий, одетый в строгий английский серый костюм, раньше скорее гребец или гандболист. – Сейчас раздадим каждому две фотографии. На одной – выданной для оказания уважения, наш славный делами губернатор. На другой – увеличенное другое лицо. Задание: встретив в любом месте уважаемое лицо – глубоко культурно приветствовать наклоном головы. Вот так, – и хорунжий щелкнул черными штиблетами и опустил голову, ловко сидевшую на спортивных печах. – И тут же сообщить о встрече старшему…Встретив второе лицо, повторяю, встретив лицо ничего не наклонять. Не ерзать, отойти спокойно якобы к пиву или мороженному, стремглав доложить с любого места связи старшему и следовать за фотографией. Выявленные в невыполнении будут выявлены, – добавил он, глядя исподлобья. – Все.
