– Виктор Иванович, Вас директор разыскивает, звонил на кафедру, просил зайти.
– А? Эмм… – профессор машинально прошелся руками по боковым карманам халата (а телефон-то в кабинете), – хорошо, я понял, спасибо!
А про себя подумал:
– Ладно, стало быть, вызывают. Дошла, значит, информация. Ну-ну, сейчас начнется. Ой, что будет, дяденька! Хех, – и он не без внутреннего удовольствия представил себе лицо директора.
Глава первая. Четыре кабинета
Кафедра, которую профессор возглавлял вот уже пять лет, была одной из старейших в Институте и, можно сказать, ключевой. По крайней мере, таковой считали ее сотрудники. За более чем семидесятилетнюю историю менялись названия, объекты и предметы исследований, место размещения, руководители и коллективы, но одно оставалось неизменным: размеренная и спокойная атмосфера. Казалось, это был самостоятельный живой организм, главная цель и смысл существования которого заключался в «переваривании» времени. Эдакие большие песочные часы, где, как песчинки измельченной глыбы кварца, бесчисленные публикации – крупинки глыбы «гранита науки», что вдруг однажды возвысилась и поразила мир своей масштабностью и смелостью мысли, а потом была раздроблена и основательно измельчена – проходили через горловину редактуры и падали в копилку прошлого. Если и случались редкие происшествия, к примеру, когда песчинки сталкивались и мешали друг другу пройти, то и это не было бедой: указующий перст слегка стукал по колбе – и все сразу налаживалось. А когда заканчивался песок, и менялась эпоха, часы переворачивали – идеи переосмысливались, проблемы рассматривались под новым углом, объединялись, разбивались, переписывались. И мало-мальски грамотный сотрудник, подвизавшийся трудиться на ниве науки, смотрел на все это «наследие предшественников», понимая, что до пенсии ему – еще лет тридцать пять, и с удовлетворением отмечал: в эти годы он без хлеба насущного точно не останется. Ну, а те возмутители спокойствия, что неосмотрительно желали изменить наш бренный мир, довольно быстро отбраковывались еще в студенческие годы или немного позднее, если им все же удавалось прикинуться благоразумными и просочиться в аспирантуру. Таковые донкихоты неизбежно раскрывали себя при первой встреченной «мельнице». В общем, система работала без сбоев. Почти без сбоев.
Вернувшись в кабинет, Виктор Иванович нашел телефон на рабочем столе.
– Ага, – подметил профессор, – четыре пропущенных. Значит, очень хотят видеть, прогноз подтверждается.
Сняв и повесив на вешалку у двери халат, он на секунду задержался и подумал: «А не взять ли с собой материалы статьи? Хотя, к черту. Не статья их интересует».
Спокойными шагами он отмерил расстояние от кабинета до лифта (как обычно – сорок шесть) и, пройдя еще пару, свернул влево, на лестницу.
– Зачем гонять лифт, когда нужно всего-то спуститься на один этаж? – рассуждал про себя Виктор Иванович. Он взялся справа от себя за перила, сделанные из стальных отполированных труб, но сразу убрал руку: они, как обычно, оказались холодными и неприятными.
– А ведь раньше было куда лучше! – отметил он, с неудовольствием посмотрев на элемент «хай-тека». Ему вспомнились перила с деревянной дубовой отделкой в старом корпусе, где когда-то размещалась его кафедра. Приятное на ощупь дерево, отполированное до блеска, хранящее в себе тепло человеческих рук. И всего – два этажа.
