Прощай, Олимп! - страница 5



«Ага, понятно теперь, почему вы так всполошились. Все, как я и предполагал», – отметил про себя профессор, кивком обозначив, что, дескать, понял, осознал, готов нести науку даже в недра Спецотдела.

– Виктор Иванович, – продолжал директор, – времени у нас в обрез. Вас уже сегодня к двум ждут, так что, – он посмотрел на часы, – на подготовку к докладу осталось каких-то три часа. Нужно все сделать качественно и доходчиво, и… – и Андрей Дмитриевич пустился в экскурс по ценным методическим указаниям относительно особенностей общения с представителями Спецотдела, дабы не навлечь на Институт гнев их ведомства, да и вообще, по возможности, не привлекать излишнего внимания к работе ученых мужей.

«Э, нет, ребята, тут – не Спецотдел, тут что-то покрупнее зашевелилось, раз вы так всполошились, – подумал профессор, слушая вполуха эту инструкцию, и вдруг отчетливо понял, что именно такой человек, как Андрей Дмитриевич, лучше других подходит на должность директора Института. Да и окормляющий его заместитель тоже получается на своем месте. – Как это я раньше не сообразил? Работают они в тандеме, и все у них хорошо, порядочек. Ведь они абсолютно нерешительны и исполнительны, а, следовательно – безопасны. Они ничего не придумают и не организуют, они – само олицетворение стабильности и безопасности, несущее в себе жизненное кредо: как бы чего не вышло. И, если так подумать, когда во главу самой жизни ставится подобный принцип, то нужно признать, что самое безопасное место – на кладбище. Получившим там последнюю прописку уже поистине ничего не угрожает: вокруг порядочек, аккуратные аллейки, цветочки пластиковые и стабильность! Эх, Андрей Дмитриевич, Вам бы домом престарелых руководить. Хотя, возможно, и там не уберегла бы жизнь от неожиданностей: нашел бы какой-нибудь любопытный старикан под кроватью вместо горшка священный Грааль – и опять двадцать пять…»

– Виктор Иванович, вы слушаете? – проник в контекст размышлений вопрос директора.

– Да. Вы, Андрей Дмитриевич, не беспокойтесь, сделаю все аккуратно, доложу по существу, никаких лишних вопросов к Вам не будет.

– Вы уже доложили «по существу», – нравоучительно изрек заместитель, – теперь мы тут все на ушах стоим.

– Заверяю Вас, – обратился профессор к директору, показательно игнорируя зама, – все сделаю, как надо. С Вашего позволения, не буду терять времени и пойду готовиться к докладу, – едва сдерживая иронию, произнес Громов и встал из-за стола.

Обратный путь, к счастью, проходил без «конвоира», и ничто, кроме нескольких рукопожатий и приветственных кивков, не мешало ему еще раз обдумать свое наблюдение, сделанное в кабинете директора: «Да уж, а времена теперь поразительные, – думал профессор, поднимаясь по лестнице, – времена маленьких людей на больших должностях. Но, в конце концов, что могу я предъявить маленькому человеку, на какой бы должности он ни сидел? Разве была у него возможность помыслить о чем-либо большом, если всю свою великоценную для него жизнь он только и видел, что маленькие радости и маленькие подлости. О-о-о, да тут-то ведь даже подлости могут быть только маленькие, чтобы, не дай Бог, никакого величия не проскочило! Да и какое может быть величие, пусть даже и в подлости, если этакие обитатели простых мирков живут от понедельника до пятницы, а годовой отчет встречают, как новую эпоху? И чем дальше, тем больше на всех уровнях и этажах, к месту и нет, в лампасах и без, сидят эти “неплохие ребята”, надуваются, важничают. И вроде все вместе даже какую-то работу делают, и вроде издали “ничего так” смотрятся, а подойдешь поближе, приглядишься к каждому в отдельности, пальцем лампасик сковырнешь, а там – пошлейший обыватель. Мир обывателей: все вместе что-то делают, а каждый в отдельности ни за что не отвечает. Случись катаклизм или катастрофа – никого не найти: кто – в отпуске скоропостижном, кто – на лечении задним числом, разбегаются моментально, как тараканы какие-то, ей Богу!»