– Бросай всё и быстро ко мне! – сразу по голосу я понял, что произошло что-то серьёзное. Быстро оделся и выскочил из дома.
Когда бежал в сторону штаба, увидел, что все тоже куда-то бегут. Догнал Оленко.
– Что случилось, Александр Иванович?
– Беги к нашему хозяйственному двору! – коротко бросил он и продолжил бежать.
Вблизи гарнизона был двор, где располагались огород, свинарник и птичник – всё для нужд личного состава. Я опередил остальных, перепрыгнул через забор и вдали увидел солдата, который жестами звал к себе. Подбежав, он доложил:
– Товарищ старший лейтенант, скорее сюда! – и побежал вперёд.
У туалета он открыл дверь – там на полу лежал солдат с восточными чертами лица, татарин. А наверху, на потолке, свисал тонкий и крепкий капроновый шнур, обычно использовавшийся для упаковки мешков. Всё было ясно – солдат повесился, а его товарищ, обнаружив, перерезал верёвку и позвонил в часть.
Не раздумывая, мы вытащили его на свежий воздух, и я начал делать искусственное дыхание. Пульса не было. В прошлом подразделении я часто обучал солдат таким приёмам – специфика службы требовала этого, и у меня уже был опыт. Каждый раз, вдувая воздух, я слышал хрип в лёгких и продолжал массаж сердца. Минут пять-семь я пытался реанимировать его, но всё было напрасно. Вероятно, он был мёртв уже какое-то время, а жара только усугубляла положение.
Медики уже были на месте, но стояли как вкопанные и ничего не предпринимали. Подоспел командир бригады полковник Конотоп и потребовал продолжать реанимацию. Я попытался объяснить, что уже поздно, но он не хотел слушать. Снова начал, но понимал – солдат уже не жив…
Так и не удалось спасти его жизнь. В командовании началась паника. Вечером на разборе причин происшествия командир потребовал:
– Кто из вас готов взять на себя ответственность и понести наказание по всей строгости?
Заместители молчали – никто не хотел брать вину на себя, ведь это означало не только немедленное возвращение из Германии, но и прощание с погонами.
– Я готов, товарищ командир, – шагнул вперёд подполковник Оленко. – Виноват я, солдат работал на моём объекте.
Заместители с облегчением вздохнули.
– Нет, – сказал полковник Конотоп. – Вернитесь назад, Александр Иванович. Я не услышал ничего от нашего технического заместителя, в батальоне которого служил солдат. Ни командир батальона, ни сам заместитель никогда не интересовались проблемами солдата. Я доложу наверх о наказании подполковника Казачка.
Оленко остался в части, а Казачка и его командира батальона отправили домой. Меня же больше месяца таскали в военную прокуратуру на допросы:
– Почему ты оказался на месте происшествия первым? Какие у тебя были отношения с этим солдатом?
Понял, что и меня подозревают. Таков был мой урок за проявленную инициативу. В конце концов меня оставили в покое.
Позже я ещё много раз сталкивался с подобными случаями, но этот был первым и самым запоминающимся.
Нет на свете чувства тяжелее, чем осознание своего бессилия в попытке спасти человеческую жизнь.
27 февраля 2014 г.
