Прошлое время - страница 11

Сезон работы отходников обычно длился со второй половины марта до начала ноября (точнее, до Дмитриева дня – 8 ноября). Вся же работа в оставленном мужчинами доме ложилась на плечи женщин, которые весну, лето и осень занимались сельхозработами, воспитывали детей и делали всё для поддержания хозяйства. Хозяйкой в доме оставалась прабабка Марина (1851–1935), которая вела домашнее хозяйство. Вся крестьянская работа с землей оставалась на сестре прадеда Анастасии и жене сына Николая Серафиме.

Евгений Яковлевич ежегодно возил с собой в Москву и сына Николая, а потом и внуков Колю и Сашу. Первого, видимо, как участника столярно-малярного заведения, а внуки были отданы в Москве в люди. По характеру прадед был строг и властен, в доме процветал домострой. Например, чтобы народ в доме не болтался без дела, он заставлял выбирать горох из овса. Деньгами безоговорочно распоряжался он, и хотя деньги лежали, говорят, на божнице, никто не смел их без его ведома трогать. Говорят, что, когда внуки начинали чересчур шалить, он только поворачивал голову в сторону висевшего на стене ремешка – и шум затихал. Он скончался в 1930 году, оставаясь до последнего часа хозяином в доме. Будучи уже больным, накинул полушубок, надел шапку, валенки, вышел на улицу, обошел свой дом вокруг, вернулся, разделся, лег в постель и умер.

Его сын, Николай Евгеньевич (1870–1916), скончался раньше него, в возрасте около сорока лет. Жена Серафима Ивановна (1875–1943) – ласковая, добрая женщина, по отзывам, не способная кому-либо причинить боль. Великая труженица. Родила Николаю Коленьку и Сашеньку. Женившись по любви, он в жене души не чаял, и жить в ежегодной разлуке по девять месяцев (будучи отходником), не хотел и не мог. Он звал жену ехать с ним в

Москву, где хотел отделиться от отца и открыть свое дело. Евгений же Яковлевич с женой были категорически против отъезда Серафимы из деревни, боясь, что без такой работницы крестьянское хозяйство в деревне рухнет. Старикам было страшно потерять дом, это было всё же прибежище, поскольку пенсий тогда не было, и лишение хозяйства могло сулить непредсказуемые последствия. Царил, как уже отмечалось, домострой, прадед стоял на своем, Серафима боялась нарушить его волю. Это привело к срыву: видимо,

Евгений Яковлевич с внуком Колей

Николай с горя стал выпивать и уже не мог выправиться. Результатом был его ранний уход из жизни. Наш прадед,

Евгений Яковлевич, при прощании с сыном в скорби говорил: «Что же ты, сынок, вперед отца в могилу поспешил?»

Серафима же Ивановна, или, как её звали внуки, баба Сима, прожила ещё около двадцати лет. За всю свою жизнь эта удивительная женщина, вынянчившая почти всех своих внуков, была самой ласковой и доброй матерью и бабушкой. Никто из внуков от неё не получал не только безобидного шлепка, но и плохого слова. При этом вспоминается, что и её дети – Николай Николаевич и Александр Николаевич – никогда не выражались нецензурно, характерной основной чертой каждого из них была доброта, доброе расположение к ближнему. Многое может мать! Много от неё зависит. Не забудем, что на ней в свое время, в основном, держалось всё крепкое крестьянское хозяйство – дом с многочисленными пристройками, пашня, луга для сенокоса, скот крупный и мелкий.

Отец наш – Николай Николаевич (1896–1952) – был первенцем Николая Евгеньевича и Серафимы Ивановны. Учиться ему довелось только 3 года в церковно-приходской школе в деревне Жуково, которую он окончил с похвальным листом. После школы Евгений Яковлевич забрал его в Москву и отдал в учение на приказчика к небогатому оптовому торговцу изделиями из кожи, как тогда говорили – в мальчики. Видимо, это была работа мальчика на побегушках, да и прислуги по дому. В выходные дни мальчик ходил в церковь, а также в гости к деду Евгению, где тот угощал его, по воспоминаниям отца, ситным (белым) хлебом с колбасой. Он вспоминал, как хозяин специально как бы терял на полу монетки, проверяя его честность – отдаст найденное или нет. Вспоминал, как видел приезд царя в Москву. Император ехал в открытой пролетке с Николаевского (теперь Ленинградского) вокзала. Впереди ехало несколько казаков, старший кричал толпе: