Иной раз, наглого типчика было не выгнать, даже делала вид, что вызываешь милицию. Какому-то алкашу побрызгала в глаза дихлофосом. Он ушел завывая, а на другой день ждал меня за углом с товарищем, еле сбежала. Вряд ли кто-то из этих «поклонников» через одиннадцать лет купил Кнедышу компьютер и потребовал продолжить травлю в масштабе всей столицы.
– В самом деле, маловероятно. Заказчик должен быть обеспеченным человеком и преследовать определенную цель, издеваясь над беззащитной девушкой. А я цели пока не вижу. Что можно было получить с вас в те годы?
– Ничего, кроме сладкого осознания чужой испорченной жизни. Вряд ли что-нибудь прояснит продолжение этой истории. Прошло несколько месяцев, наступила зима, лучше не стало. Фотографии, а с ними число моих заочных «искателей», множились. Однажды, к прилавку на рынке, где я работала, подошел парень. Вроде, не отличается от других, а глаза беспощадные, волчьи. Руки в варежках, специально мне показал, с намеком на спрятанный нож. Громко и конкретно объяснил, что ежели я и впредь желаю зарабатывать фигурой, обязана половину отстегивать ему, с каждой встречи. Иначе – изуродует. Я слова вымолвить не могла, торговки вокруг окаменели. Парень плюнул на прилавок и ушел не торопясь, пара шестерок присоединись к боссу на выходе.
– Вы не сообщили в милицию?
– Какая милиция, Арсений Петрович? В те годы рэкетиры открыто собирали дань с прилавков и делились с охраной рынка. Скорее всего, сутенер имел покровителя в форме, иначе не угрожал бы открыто. Я впала в истерику и кричала так громко, что с другой стороны рынка прибежала Венера – хозяйка товара. Надо сказать, торговки со всех сторон пытались меня успокоить, советовали прекратить беспутную жизнь. Не то, чтобы мнение «коллектива» стало для меня новостью – бабы и раньше не стеснялись в выражениях, но в тот миг я вдруг поняла всю бесполезность борьбы. Взять себя в руки было уже невозможно, я кричала все громче и обещала повеситься.
Так и решила. И успокоилась. Представила покой и одиночества гроба, и тут же стало полегче. Не откладывая дела в долгий ящик, отвязала веревку, на которой висели шмотки, сложила в сумку и направилась в сторону дома.
Думаете, нарочно у всех на глазах продемонстрировала намерение суицида, чтобы меня пожалели, чтобы пытались остановить? Ничуть не бывало. Никто меня никогда не жалел, ни на что я рассчитывать не могла. В те минуты, я уже никого не видела, ни в чьем мнении не нуждалась. Как будто задуманное свершилось, словно блаженство избавления уже снизошло с небес… Арсений Петрович, вы, вероятно, никогда не слышали ничего более отвратительного?
– По долгу службы, я знаю многое. Однажды слушал исповедь маньяка. К счастью, он был уже за решеткой.
– Чужой опыт переживается легче… Может быть, еще чаю?
– Не откажусь.
– В тот день, Арсений Петрович, Венера крикнула женщинам, чтоб собрали ее товар, и побежала за мной. Благодаря мужеству этой женщины, я до сих пор хожу по земле. Далеко на каждый человек возьмет на себя ответственность за чужую испорченную девятнадцатилетнюю девчонку, склонную к суициду. И уж, тем более, никто не доверит ей своих детей. Венера сделала и то, и другое. Как-то незаметно, отобрала у меня сумку и выбросила веревку, грозившую превратиться из хозяйственной вещи в орудие убийства. Пришла в наш старенький дом, переговорила с родителями. Не отпускала меня ни на шаг, собрала мои вещи, а потом увела, как козу, в другое стойло, теплое и безопасное.
