А потом не осталось ничего вообще.
Ошарашенный Стив даже не успел передвинуть ногу на тормоз, как машина наткнулась на что-то невысокое, словно встряхнувшись и его облил холодный жар от удара по плечу. Между ним и Джефом упал здоровый булыжник. Компьютер автомобиля сам обрабатывал ситуацию. Конструкторы не предусматривали, что машина на абсолютно безопасной трассе вдруг вчетверо прибавит в весе, но датчик скорости тут стоял. Впрочем, сработавший тормоз всё равно не помог, потому, что самолёт, взлетев снова, приподнял машину. И когда автомобиль сорвался от собственной тяжести с крыла, их понесло дальше по инерции, порванная крыша машины болталась перед ветровым стеклом и сзади отражая летевшие вокруг камни и осколки, вместо разбитого ветрового стекла. Медленно спускали воздух порванные подушки и Стиву было уже видно со стороны Джефа, как самолёт, смявшийся от удара исковерканный и похожий на сломанную игрушку, поливающий всё вокруг бензином, инерция скорости волочит в сторону от его машины.
Тяжёлый провод, зацепившийся за порванную крышу, попал внутрь кабины и, вильнув от движения перед лицом Стива, упал в смявшуюся подушку Джефа, теряясь в её кремовых мягких складках. Движение самолёта рвануло провод следом и Стив, заметив в прорехи от спавшейся подушки мелькнувшие струи топлива, подумал, что Джеф успел среагировать: повернул – удачно их разнесло. Непрофессионал из этой "цесны", может, ещё выкарабкается, если не вспыхнет бензин. Ему было всё равно от боли. Раз машину отбросило в сторону, значит, они не сгорят. Ребята в "башне" видели аварию, дежурная бригада сейчас их вытащит. Стив, оглушённый, с раздробленным плечом скосил глаза на Джефа. Тот, явно без сознания, как-то вяло лежал-висел на ремне, сдвинутый в сторону Стива и повернувшись к нему. На нём устроились два булыжника, видимо мраморные осколки какой-то облицовки, тяжело придавливая всё ещё сдувающуюся от повреждений подушку. От Джефа шёл дым, лицо, с правой стороны превратившееся в кровавое месиво, было пугающе безжизненным. Машину тащило дальше вперёд и влево с посадочной скоростью. Встречные машины, столбы – всё, что попадалось, тормозило это хозяйство, и к тому времени, когда они остановились, Стив был без сознания.
Что именно их остановило он уже не видел. Семьсот пятидесятый БМВ, тёмно-синий, с белым кожаным салоном, с люком, сквозь который можно было взглянуть на облака, проверяя силу ветра, предмет Стивовой гордости, превратился в лом. Они с Джефом, похоже, тоже. Через семь минут их везли в реанимационной машине в ближайший госпиталь.
Когда Стив очнулся, обжигаемый резкими вспышками боли, его перекладывали на носилки. Он почти ничего не видел, может просто потому, что забыл открыть глаза. Это было так странно: вырваться из безвременья и ощутить себя в бушующем мире, время которого не останавливалось. Слышен был скрип, пахло горячим железом, краской и гарью, как от сгоревшей резины и эти запахи перебивали чистый запах прошедшего ночью дождя. Запахи дополняли шумы улицы: гудели машины, шелестели колёса, где-то играла музыка, кто-то кричал, отдалённо, едва слышно, говорили люди, сливаясь голосами в гул, и Стиву показалось, что вокруг стоит толпа, наблюдающая за ним. Крики и шум перебил на миг звук взлетающего самолёта и неподалёку стал разборчивым чей-то вопль:
– Скорее, самолёт горит! – Это издали, встревоженно-громко.
