Прости меня, Луна (3 книга) - страница 18




- Чтобы никого не выпускать? - в ошарашенном неожиданными вестями мозгу быстро нарисовалась картина, как она, царевна, рвется на волю, а Сагдай, вооружившись битой для игры в лапту, отправляет любительницу свободы одним шлепком назад.
- Чтобы никого не впускать. За вратами нечисти полно, каждую ночь скребется. Иногда даже приходится силу применять.

Стеллу затошнило. Если это та нечисть, о которой нянька в сказках рассказывала, то одного Сагдая на воротах мало.
Сопровождающая будто услышала.
- И не один он осаду держит. Оглянись.
Воины, самые настоящие, вооруженные острыми саблями и наточенными пиками, с суровыми лицами стояли по обе стороны от ворот, которые закрывались с металлическим лязгом. Стоило створкам сомкнуться, как следом ухнула тяжелая решетка.
- А возница? – забеспокоилась царевна, представив, что несчастного кучера оставили на съедение тварям.
- Он уже бывал здесь. Не далее, как на прошлой неделе. Знает, где переночевать.


- Имя, - за столом, освещенным единственной свечой, сидела еще одна монахиня, на этот раз в серых одеждах. Остальная часть комнаты тонула в неприятной тьме. Угадывались большие шкафы, заполненные книгами, в простенках виднелись рамы с тусклой позолотой, а вот кто на портретах изображен, рассмотреть не было никакой возможности. Все черно, неприветливо, как и само лицо монахини, надвинувшей плат до самых бровей.
Макнув перо в чернильницу, она застыла, ожидая ответа царевны.
- Я-я-я еще не придумала… - ответила Стелла, думая, что настал тот момент, когда настоящее имя следует забыть.
- Как отец с матерью называли?
- Мамы нет, а вот папа все больше дочкой звал, иногда Тиллей или звездочкой, и только когда сердился Стеллой.
- Стелла, значит, - перо заскрипело. – Годов сколько?
- Месяц назад тринадцать исполнилось.
На странице появилась корявая цифра 13.
- Как в монастыре зваться будешь?
- Звездочка?
- Проще бы, - незнакомка сдвинула брови, отчего между ними появилась складка.
- Тогда Звезда?
Монахиня подняла глаза. И были они прекрасно-карими, с веселыми искорками. А когда на лице расцвела озорная улыбка, то вся былая неприветливость куда-то исчезла. На щеках появились ямочки, и увидела Стелла, что ее собеседница молода. Может быть, года на два старше ее самой. 
- Звезда? – хихикнула монахиня, прикрывая рот ладонью. – Тут у нас каждый второй воспитанник считает себя звездой. Потом сама убедишься.
Царевна смутилась.
- А Луной можно? – хоть какая-то связь с родиной. Монастырь Мятущихся Душ вроде и находился в пределах Лунного царства, но издавна не был подвластен его правителям. Как обмолвилась в пути Мякиня, он за особые заслуги обрел статус независимого. Подношения, чтобы милость власть предержащих не иссякла, или посильная помощь при государевой нужде – так то само собой разумелось, но царского вмешательства во внутренние дела монахинь никакого.
- Луной можно. Подпишись.
Царевна взяла в руки перо и тут же укололась об острый конец. «Вот растяпа». 
Кровь смешалась с чернилами, а потому росчерк в строке рядом с Луной была смешанного цвета.

- Скажи-ка еще раз, милая, как тебя родители называли? – монахиня подула на страницу. Чернила, впитываясь в бумагу, потускнели. – И кто ты сама такая?
Царевна хотела напомнить, что ее звали Стеллой, но отчего-то не смогла произнести свое имя. Казалось бы, пустяковое дело сложить несколько звуков в слово, но что-то мешало, перехватывая горло и путая в голове буквы. Попробовала поступить иначе, сначала рассказать, что она царская дочь, но и этого не получилось.