вы свои, – толстенький засопел сердито, – жэ не поморозили.
Завхоз, стоявший рядом, пожал плечами:
– Все верно, я послал. Холодина-то ведь какая. А что, не нужно было?
Зал уже набился битком, когда на сцене включили наконец весь свет
и «лучшие представители народа» вышли из-за кулис длинной цепочкой. Воз-главляемые своим суровым предводителем, они следовали друг за другом, за-кутанные и по старшинству, как жены бая Абдуллы в «Белом солнце пустыни».
Зал разразился аплодисментами. Нечасто весь народ собирался вместе, но уж
коли случалось, то радовался такой возможности дружно, возбужденно и весело. Этому в большой степени способствовало и ощутимое количество спирт-ного, принятого по привычке после работы, локоть верных товарищей, а также
присутствие чужих, принарядившихся к празднику женщин.
Первым выступил директор. Поблагодарил собравшихся, представил
гостей, рассказал про только ему известные успехи, достигнутые за эти годы.
Их, очевидно, было негусто – свернулся коротенько. Хлопали поэтому дружно.
За ним торжественно пригласили главного гостя. Он, немного подобрев, поздравил всех с юбилеем, сыпал цифрами и неизвестными именами, но тоже
быстро закруглился, после того как услышал, что кто-то из зала крикнул:
– Хорош! А премии сколько дадут?
Тут по плану должно было выступать районное начальство, но секретарша напутала и вызвала Потапова. Когда он с интонацией пишущей машинки
прочитал последнее слово с ходившей в его руках ходуном бумажки, директор
и зам облегченно перевели дух и захлопали громче всех. Зал поддержал. Свой
ведь! Да и трудно вот так выступать. Понимали. Не каждый сможет!
Логически продолжая ошибку, позвали на сцену Смирнову. На ее речи
Синельников собирался уже отдохнуть, или, как говорят на БАМе, расслабить ре-зинку на трусах. Раскинулся на стуле. Давай, мол, Мария! Мечи нам всю правду.
Мария Сергеевна не заставила себя долго ждать и взлетела на сцену в
распахнутой шубке, надетой на нарядное платье цвета ягод калины. Точно на середине она остановилась и откинула воротник назад, открывая алые плечики. Это
сделало ее похожей на раскрывающуюся в вазе розу. Затем она медленно обвела
зал глазами, облизала мгновенно пересохшие от волнения губы и, шумно набрав
воздух в легкие, хрипло крикнула «так, так, так!» прямо в сигаретный туман. Повернув голову в сторону президиума, Мария Сергеевна с благодарностью посмотрела
на зама. Брови у того от удивления поползли вверх, но он сдержанно и одобрительно кивнул на всякий случай. Зал заинтересовался происходящим, заулыбался
и захлопал. Он первым понял, что эта докладчица не чета предыдущим.
Глубоко вздохнув и выдохнув еще раз, она вдруг наморщила лоб и
быстро начала шевелить губами, как бы стараясь что-то вспомнить, затем лихорадочно зашарила по карманам шубы… скорее просто не замечая, чем не
обращая внимания на нарастающий смех. Выудив из одежды что-то похожее
на квитанцию, она явно обрадовалась и попыталась ее прочитать, прищуривая
глаза и двигая листок то ближе, то дальше от глаз.
– По-лу… Не вижу ни… , – начала она незатейливо про себя.
Как бы не так, про себя! Зал услышал, оживился и захлопал еще громче с криками:
– Машка! Не робей!
Она и не собиралась, а только повернулась к Синельникову и на весь
зал шепотом спросила доверительно:
– Слышь, Григорич! Не та бумажка-то! У тебя еще одной нет?
Теперь уже любому было понятно, что докладчица приняла для куражу, да видно, не рассчитала.
