– Так то во сне!
Он упрямо сдвинул посветлевшие с годами брови:
– Ну и что? Какая разница – спишь ты или нет?
– Я всегда считала, что есть разница, – пробормотала Даша, с удивлением обнаружив, что больше не сердится.
– Нет… Всё так же чувствуешь.
– А почему там не надо дышать?
– Там столько воздуха! Он сам в тебя накачивается, как в шарик.
Даша придирчиво поправила:
– Шарик надувают углекислым газом. Или гелием.
Его улыбка медленно съежилась, и Даша едва не шлепнула себя по губам, как поступала с сыном, когда тот говорил гадости.
«Вот бестолочь! – с раздражением подумала она о себе. – Нашла с кем спорить! Да пусть говорит что хочет…»
– Ты мне совсем не веришь? – печально спросил Данил, скосив глаза на окно.
– Ну что ты, мой хороший! Конечно же, я верю. Просто мне немножечко странно это слышать. Я уже давно не летаю во сне.
– А что ты делаешь? – невинно поинтересовал- ся он.
Прыснув, Даша нечаянно прижалась лбом к его горячему плечу и отшатнулась. Данил посмотрел на нее и неуверенно растянул губы.
– Ты что?
«Я забыла, что ты – мужчина, – призналась она про себя. – А ведь ты выглядишь как мужчина, и держишься как мужчина, и пахнешь… Вот только рассуждаешь как ребенок».
– Сейчас мы с тобой позавтракаем, – не ответив, сказала Даша. – Пусть Сережка отоспится, у них в школе карантин. Да еще и морозы такие, что все равно младшие классы не учились бы. Он ведь еще в третьем… Ты, наверное, уже знаешь?
– Нет.
Данил опять отвернулся к окну, но на его лице больше не было отсвета весенней радости. Подобравшись сбоку, Даша заглянула ему в глаза:
– Я тебя чем-то расстроила?
– Он не хочет со мной разговаривать, – помолчав, произнес Данил. – Но ты не ругай его! Это ведь его дело. Он здесь жил, а я взялся откуда-то на его голову…
– Это он так сказал? Вот поросенок, – сердито пробормотала Даша. – Я не буду его ругать. Только и ты на него не обижайся. Он ведь просто маленький, глупый мальчишка.
Данил коротко взглянул на нее исподлобья и, опустив длинные ресницы, пообещал:
– Хорошо.
– Как ты относишься к яичнице? – деловито спросила она, собирая с пола одеяла. – Честно говоря, я не мастерица готовить…
– Хорошо отношусь, – серьезно ответил Данил.
Он поднял подушку и прижал к животу, не зная, куда положить. Глянув на него, Даша беззлобно фыркнула:
– Ты похож на Карлсона. Варенье любишь?
– Я сгущенку люблю, – простодушно поправил он и вдруг сказал как-то совсем не по-детски: – У тебя такие ноги красивые.
Выпрямившись, Даша выразительно потрясла головой:
– Что-что ты сказал?
Данил сразу смутился:
– Это нехорошо?
– Наоборот. Ну-ка, скажи, что еще у меня красивое?
– Пальцы, – ответил он.
«А мышление у меня, как у самки гиббона», – упрекнула себя Даша и, подняв руку, повертела ею перед глазами.
– На что они, по-твоему, похожи? – с интересом спросила она.
– На струи, – сказал Данил, удивив ее в очередной раз.
– Какие струи?
Он не менее удивленно пояснил:
– Когда бьет фонтан, бывают такие вот струи. Разве ты не видишь? С них как будто стекает музыка.
– Ох ты, как красиво! – восхитилась Даша. – Ты стихи не сочиняешь?
Данил смущенно засмеялся и отвел глаза:
– Нет. А при чем здесь стихи?
– В самом деле… – Она еще раз оглядела свои пальцы. – А я ведь занималась музыкой. Только не окончила школу. Я и художественной гимнастикой занималась. И немного – спортивной. Но у меня ни на что не хватало терпения. А может, таланта… Скорее всего, таланта. Вот только снимать прилично научилась, потому что мой отец… Наш с Ксюшей… был оператором на телевидении. Иногда он брал меня на съемки, а несколько раз даже пускал в студию во время прямого эфира. Знаешь, как интересно! Ну, а потом я институт окончила. Отделение: кино- фото.
