Против течения. Книга первая - страница 9




Старшая сестра Анны Фаина Макаровна Манева

(в девичестве Окулова), с мужем Тихоном, начало ХХ в.


– Анютка-то у нас смирная, послухнянная. На всякое дело наряди – все сделает и словечка поперек не скажет.

– И рукодельна, и сбой хороша. Этакая девка – изо всего приходу, – хвалили Аннушку матери деревенских парней.

А как минула Аннушкина пятнадцатая весна, стала мать отпускать ее на «биседки». Осенними темными вечерами, когда окошки в избах засветятся уютно красненькими огоньками, собиралась деревенская молодежь у одинокой старухи Ульяны Федоровны, «откупив» ее избу за дрова, хлеб, крупу да несколько мотков пряжи.

Де́вицы приходят с пряхами, прядут белое льняное волокно – куде́лю. Мать, отпуская Аннушку на беседку, наказывала, сколь надо ниток напрясть. Аннушка вместе с другими девушками прилежно работает, стараясь выполнить урок3, а то, вдруго́рядь4, не отпустит матушка на беседку. Девушки тихо разговаривают, заунывно и мирно поют протяжные песни. А когда наскучит, запоют песню-прибаутку:

Помогите, пособите
По пяти ниток напрясть.
Кто расчихается,
Того бить, колотить
По семи щелчков
С колотушечкой,
С побрякушечкой.5

А после песни все замолчат, а которая первая расхохочется, ту будут, шутя, веретенцем по спине бить—колотить. Станет весело всем. И снова за работу, и снова веретена шумят, вертятся по полу. И кошка на лавке дремлет, курлыкает.

Сама хозяйка избы тоже за пряхой сидит, прядет шерсть на сукно6. Ку́жель7 большой на прялке, опоясан платком. Сидит молча, брови нахмурила, да девки знают, что вовсе она и не сердита. Сейчас прибауткой иль шуткой какой потешит, а то и сказку—бывальщинку расскажет. Все от души засмеются, а то и перепугаются.

Вдруг слышат в сенях шум – это робята идут на посиделки. Вошли в избу, шапки сняли, перекрестилися на иконы:

– Здорово, живитё.

– Будьте, молодцы, при месте8, – ответили им девицы.

Робята примостились в углу у русской печки. Бабка Уля поглядывает на них строго.

– Прежде, бывало, у нас робята с делом приходили: кто лапти плетет, а кто обора9 к лаптям вьет. А нынче девки прядут, а они, глянь, сели на лучшее место и девок оттиснили. Смелы вы стали лишка10. А в наши то года робята в ку́те11 сидели, в круг не смили выйти.

– Ты, баушка кака сердита, – отвечают парни.

– Не сердита она, а строгая, – защищают бабку Улю девчонки.

– Сердитой тот, кто дерется да неладно делает. Я здись в своей избе – свои дрова и лучины. И по летам я вам не ровня. Доживите до моих-от лет. Узнаите тода поди. А токо вы похожи на порожнюю котомку. Мало накладено, мало видано, мало слыхано, мало пережито, – рассудила бабка Ульяна.

Замолкли все на минуту-другую.

– Ладно, баушка Ульяна. Лучше споем робятам по песенке, – сказала одна из девушек.

Опять запели они, а робята тихо сидят да подыгрывают на дудках, а сами только и ждут, когда устанут пряхи, когда захотят отдохнуть. Долгожданный час настал, и, положив возле прялок свои веретена, девушки весело пляшут с парнями. На беседках выбрал ее своей невестой деревенский парень Иван Григорьев. Всем он хорош: добрый, ласковый, работящий и лицом вышел. Только вот росточка Бог не дал. Так ведь и Аннушка не велика была. Однажды сказал ей Ванюшка:

– Маму пришлю к тебе свататься, ты пойдешь за меня замуж?

– Конешна пойду – ответила Аннушка, а сама зарделась как маков цвет.

Как-то вечером пришел жених с матерью и стали свататься. Родители Аннушки знали, что семья жениха живет в достатке, было у них и обилие скотины, и хлеба, и одежды, и посуды всякой достаточно. Да и у невесты приданое хорошее: подушки, стеганое одеяло да пуховая перина, рубахи вышитые, платки, пояса, полотенца узорные.