– Не страшно. – Я старался, чтобы бодрость в моем голосе перекрывала горечь. – Время всегда кончается, но мы здорово его с тобой провели! Увидимся!
Санька как-то отрешённо кивнул и сказал:
– Знаешь, есть такие вещи, которые хорошо, что кончаются. Я боюсь… бесконечности.
Сказал и сразу вышел, оставив на столе недопитый чай и надкусанное печенье. Так спешил. Я выглянул в окно. У входа Саньку ждал огромный чёрный магнекар и двое сопровождающих в чёрной форме. М-да… Про своего друга я чего-то не знаю – выходит, он круче, чем я думаю о нём. Я вздохнул, допил кофе и полетел к себе домой.
Целый месяц я ждал Саньку, но он не появился; пытался списфониться – не отвечал. Он часто пропадает так, когда на работе аврал. А мои сутки шли своим чередом.
Каждый день был похож один на другой. Ничего не менялось в моей жизни, а чему, собственно меняться? Каждое утро ровно в 8 меня поднимал «будильник», вбрасывая в кровь порцию утреннего кортизола. Я вставал, разминался, пил кофе и трусцой бежал в парк. После возвращения наступал час работы: я подключался к Управляющей корпоративной ИИ через нейросимбионт. Целый час до обеда осуществлял мониторинг оверхитинга сплит-системы перкуссионного реагирования, потом – обед, во время которого крутил интрижку с коллегой. Целый час после обеда продолжал осуществлять мониторинг оверхитинга сплит-системы перкуссионного реагирования. Вечерами я тренировался с виртуальным наставником, или от нечего делать просто засыпал, заказывая нейросиму счастливые сны.
Вот и сегодня ровно в 8 я проснулся. Психоум встретил меня торжественной музыкой, пневмопочта выплюнула подарки, кофеварка схаркнула в чашку кофе. Распахнулась форточка, впуская летучки-открыточки – одна осыпала меня блестящими конфетками и пропела поздравления тонким противным голоском. В полуметре от моих сонных глаз повисла ментальная проекция, с которой Управляющая корпоративная нейросеть поздравила меня с двадцатипятилением, и напомнила о причитающемся мне с сегодняшнего дня отпуске на две недели.
Как?.. У меня сегодня День рождения? Ах да… я и забыл.
Светотонирование окон из глухого чёрного становилось прозрачным, за стеклом медленно проявлялись очертания башен небоскрёбов, лениво почёсывающие брюхо дождевым тучам. Я срочно поднялся с постели, пока она сама не вытряхнула меня. Постель ухнула в варп-подвал, пол тут же пришёл в движение, заставляя меня переставлять ноги всё быстрее и быстрее – началась утренняя разминка. Я смотрел сверху на лесопарк между высотками, разрезанный полумесяцем магнеполотна, и чувствовал нарастающий холод и одиночество. Мучительно чего-то хотелось. Такое странное и противное чувство, ведь я не знал, чего.
Нейросим моментально раскрасил в яркие краски унылый пейзаж за окном: подвесил огромную радугу, улыбающиеся тучки, птички смешными голосами запели что-то мотивирующее. Только настроение у меня от этого не улучшилось.
«Возможно, – подумалось вдруг мне, – Я просто хочу чуда, как в детстве, когда дарили то, что ждал весь год? Может быть, я жду какого-то особого подарка или поздравлений?»
– Примите сообщение! – среагировал на мою мысль психоум, получив сигнал от нейросимбионта. Они оба всегда стоят на страже моего хорошего настроения.
Беззаботный пейзаж закрыли лица ребят, с которыми год назад я познакомился на высокогорной турбазе, когда восходил на Эверест. Они дружно сообщили, что в честь моего двадцатипятилетия сделали голотуировки моего имени у себя на языках и, по команде, высунули их, при этом корчась и выпучивая глаза. На каждом языке красовалось по одной букве, и можно было прочитать всё имя.
