– Что-то не похож ты на президента. А насчет жаб… – Она пожала плечами. – Я в жабах не разбираюсь. Все может быть. Жизнь – штука странная. Вот я однажды сиамскую кошку видела, так та сама пользовалась туалетом. У меня и фото есть. Цветное.
Второй собеседник, тот, что поменьше, удовлетворенно откинулся на спинку стула, считая вопрос решенным.
– Вот видишь? Все может быть. Мне шурин говорил, что есть в Сен-Панталеоне мужик с жабами, с кучей жаб, так он их тренирует к Bicentenaire[51].
– Иди ты! – подивился крупный. – И чем они нас порадуют? Флажками будут махать? Плясать под музыку?
– Петь. Петь они будут. – Меньший допил вино и отодвинулся от стола. – Говорят, что к Четырнадцатому июля они смогут «Марсельезу» изобразить.
Так и не придя к согласию, они удалились, а я попытался представить себе, как можно добиться от существ с весьма ограниченными вокальными возможностями воспроизведения звуков, волнующих сердце каждого француза, затрагивающих его патриотическую гордость при мысли об отрубленных головах, сыплющихся в плетеные корзины. Возможно ли это? Я слышал до сих пор лишь неорганизованное кваканье неученых лягушек вблизи нашего дома. Более крупные и, возможно, более одаренные жабы смогли бы, вероятно, осилить и значительный диапазон, и большую длительность нот. Но каким образом их обучать, кто возьмется за это? Очень, очень интересно.
Прежде чем искать человека в Сен-Панталеоне, я попытался заручиться авторитетным мнением. Мой сосед Массо должен знать о жабах. Он часто говорит, что в природе для него нет тайн. Природа, погода, живые существа, летающие, бегающие, ползающие в Провансе… Если в политике и ценах на недвижимость для него еще не все ясно, то в вопросах природы он дока.
Я дошел до глинистой ложбины на краю леса, в крутой склон которой врос домишко Массо. Три собаки дружно бросились мне навстречу, свирепо гавкая, пытаясь сорваться с цепей. Не подходя слишком близко, я свистнул. В доме тут же что-то упало, послышалось проклятие – putain! – и в дверях появился Массо с перемазанными оранжевой краской руками.
Он подошел к собакам, распихал их по конурам и, сунув мне для пожатия локоть, сообщил, что пытается сделать свою собственность еще более привлекательной к весне, когда возобновит попытки ее продать. Как с моей точки зрения, оранжевый – не слишком броско?
Подивившись его художественному вкусу, я перешел к жабам. Он схватился за усы, окрасив и их в оранжевый цвет, вспомнил о краске, отдернул руку.
– Merde! – Массо протер усы тряпкой, размазав краску и модифицировав их кричащую расцветку, в которой преобладал кирпичный цвет, результат воздействия вина и ветра.
Пригорюнившись, Массо покачал головой.
– Нет, жаб я не ел. Лягушек ел. Но жаб не доводилось. Конечно, английский рецепт, так?
Решив не описывать ему английский деликатес «жаба в норе»[52], я уточнил:
– Не о еде речь. Меня интересует, могут ли жабы петь.
Массо уставился на меня, подозревая подвох, и обнажил свои ужасные зубы.
– Собаки поют. Врежь псу сапогом по яйцам, еще как споет. – Он задрал голову к небу и изобразил, как запоет пес, которому врезали сапогом по… м-да. – Жабы… Да отчего б и жабам не спеть? Кто знает… Вопрос дрессировки. Мой дядя в Форкалькье козу плясать научил. Как только аккордеон услышит, сразу в пляс. Очень неплохо изображала, только, скажу я вам, все ж не так, как одна свинья, которую цыгане научили. Вот та была танцором – высший класс!
