– Сазонова, – раздался за спиной Милы голос Леонида Ивановича, – Опять ты сидишь в телефоне?
– Леонид Иванович, да я на минутку зашла! – начала оправдываться медсестра.
– Вот история болезни Борисовой Милы Дмитриевны, а вот отказ от лечения. Оформи всё в базу. И открой гардероб.
Мила сняла больничный халат. Одевая свою одежду, она почувствовала запах лекарств и захотела побыстрее принять душ.
– Мила Дмитриевна, мне кажется, что вы что-то скрываете от меня. Я уверен, что сегодняшний обморок – не единственный. И для этого есть веская причина. Другое мне непонятно – почему вы это скрываете?
– Спасибо вам, Леонид Иванович. Но вы ошибаетесь. Никаких других причин, кроме тех, которые я вам назвала в палате, нет. Я на самом деле чувствую себя хорошо, а когда буду дома, станет ещё лучше.
– Я не могу вас заставить лечиться насильно, и буду рад, если ошибаюсь. Берегите себя и не болейте.
– Хорошо, спасибо, – ответила Мила, стараясь не глядеть на врача, и поспешила уйти.
Через час Мила уже была дома. Первым делом она направилась в душ. Струйки теплой воды смывали запах больницы. Мила ладонями оперлась в кафель бирюзового цвета, закрыла глаза и подставила лицо воде. Ей стало стыдно за брезгливое поведение в больнице. И стыдно, в первую очередь, перед Леонидом Ивановичем. Он совершенно не вписывается в больничную среду. Красивый, аккуратный, корректный. Глядя ему в глаза, трудно было врать. Казалось, что он видит каждого пациента насквозь. Но Мила спешила сбежать не из больницы, а от людей. Сейчас, когда вода смывала с Милы беспокойные мысли дня, ей почему-то безумно захотелось рассказать именно новому доктору о своём состоянии и услышать в его ответе надежду. Надежду, которую она утратила полгода назад. И сомнения Милы не случайны – диагноз, который ей поставили в родном городе, предполагал, что жить она уже не должна. Но ведь живёт! Значит, они ошиблись. Значит Мила права, что жизнь на море ей только на пользу. Поэтому можно потерпеть разлуку с сыном, с внучкой, с Виктором… Знакомая мелодия, установленная в телефоне на Виктора, прервала мысли Милы. Она выключила воду, обернулась в большое, подаренное Кириллом махровое полотенце и вышла из кабины.
– Виктор! Да, да, я тебя слышу.
– Мила, здравствуй, как ты?
– У меня все хорошо…какие новости у тебя? Есть что мне сообщить?
– Я как раз по этому поводу и звоню….
Мила уже догадывалась, что именно хочет ей сообщить Виктор, но допускала, что ошибается…
– Мила, я готов! Я практически закончил все дела и собираюсь в дорогу.
Вот на это Мила никак не рассчитывала…Она даже не понимала сейчас, радоваться ей такому известию или огорчаться…Совершенно новое чувство, которого ранее не было, посетило Милу. Ни радости, ни разочарования, ничего подобного сейчас она не чувствовала. Её посетило какое-то лёгкое безразличие, а Виктор продолжал:
– Мила, ты здесь? Почему ты молчишь? Что происходит, ты не рада? Разве ты сама не задавала все время мне вопрос, когда же я, наконец, приеду? Вот я тебе звоню и сообщаю, что еду!
Мила слегка улыбнулась и ответила:
– Виктор, мы с тобой оба хорошо друг друга знаем, и я тебя знаю не один год. То, что ты собираешься в дорогу, ещё не значит, что ты приедешь, если бы ты сказал – я сел за руль и еду – другое дело, но у тебя ещё остались дела. А это значит, что точная дата твоего приезда так и неизвестна… Сколько раз ты обещал, потом менял своё обещание… планируешь одно и на ходу вновь меняешь свои планы, поэтому я, честно говоря, даже не знаю, как себя вести… поживём – увидим. Как ты?
