С Шерханом он подружился – прибился к нему, как к берегу брошенная в открытое море щепка. Ходил за ним по пятам и больше никому не верил. Шерхан стал для него и матерью, и отцом, и Вселенной.
Две собаки – огромная черная с белым галстуком на груди и маленькая с черной до блеска шерстью – медленно взошли на кучу гниющих отходов и начали что-то жевать. Черныш вдруг встрепенулся, навострил уши, бросил искрометный взор в сторону людей, повертел головой с беспокойством по сторонам. Потом торопливо выхватил из кучи какой-то съедобный кусок, обежал Шерхана с другой стороны и спрятался за его крупное брюхо. Уши его, как две подвижные антенны, напряженно вертелись на затылке, длинные кошачьи усы, как медные оборванные струны, топорщились по сторонам, а узкая мордашка тыкалась лихорадочно в грязную жижу. Шерхан стоял как вкопанный, лишь только его большая пасть медленно перемалывала все, что туда попадало, и еле слышно чавкала.
Процедура продолжалась минут десять. Потом кобель сошел с кучи и направился не спеша в сторону ворот – восвояси. Черныш, повертев головой, кинул взор на людей, встрепенулся и пустился вдогонку за кобелем. Пристроился к его длинному, вечно торчащему трубой хвосту и засеменил короткой поступью за ним.
С весенней оттепелью подобные посещения-демарши продолжались ежедневно. И вот на насосной станции произошло событие…
По водоотводящим каналам широким бурлящим потоком устремляются фекальные стоки в приемный резервуар насосной станции. Вода кипит, стихийно бродит, разбиваясь о стальные решетки, и с гулким шумом изливается водопадом в смрадное озеро подземелья.
Работница предприятия включает установку, и грабли со скрежетом счищают мусор с решеток. Стальные зубья граблей впиваются в полости решетки и выныривают из мутного потока, волоча на своих клыках огромные клочья мусора и отходов. Ворох бесформенной массы устремляется по эскалатору решеток вверх и сбрасывается граблями в приемный короб – мусоросборник.
Раздается пронзительный визг, разрывающий шум водопада, и женщина, к немалому своему удивлению, видит в коробе барахтающийся мокрый комок живого существа.
Щенок визжит и лупит ошалелые глаза на человека, ожидая над собой дальнейших смертельных испытаний. Женщина в нерешительности смотрит на маленькое перепуганное явление и бормочет себе под нос:
– Вот так номер?! Живехонький!..
Собачий инстинкт самосохранения опережает нерешительность действий человека. Щенок, исполнив прыжок, вываливается из короба и быстро, прихрамывая, убегает под разделочный металлический стол. Женщина видит только два глаза, наполненных ужасом, и слышит затухающий стон беглеца.
Она поднимается по крутой металлической лестнице и исчезает из этой железобетонной ямы. Щенок немного успокаивается, в глазах у него еще устойчиво стоит водяной свирепый водоворот. Наконец этот ад выпустил его из своих скользких объятий, но тревога его не проходит. Он не знает и не понимает, что еще предстоит ему испытать от этой женщины. Человеческую ласку он уже почувствовал, оказавшись в клокочущем море фекалий.
Он помнит, как какой-то мужик вытащил его из-под стола и унес наверх, на улицу.
– Раз выжил – значит, живи! – изрек мужик.
А женщина долго вертела его, перепуганного, под краном холодной воды, потом в тазу с красной, с резким неприятным запахом, водой. Вытерла и уложила его на теплый асфальт, под знойное яркое солнце. Он пригрелся, успокоился и уснул детским безмятежным сном.
