Провинциальные тетради. Том 1 - страница 12



Жаль, что у меня нет такой машины. Стало быть, и ехать никуда не надо – смотри на кофейные обои и пиши…

…Я становлюсь нудным и ворчливым. Мое старенькое кресло скрипит, и в печи едва теплы угольки, и шкаф, навалившийся на стену, печально глядит пустыми полками. Все хорошо…

Да, быть может…

«Вам что-нибудь нужно?» – «Нет, ничего не нужно».

И в руках у меня томик Бальмонта, с загнутым уголком на стихотворении о надменной красавице…

Это все оттуда…

Мне не интересен адрес – на почте не принимают мои письма…

1990

ПИСЬМО (1990)

…И я даже не знаю, зачем пишу вам. Смешно. Смешно и больно. И глаза предательски слезятся от ветра. Что я могу сказать вам? Несколько слов о любви – нужны ли они, когда уже все предрешено; или говорить ни о чем – тогда какой смысл в моем письме?

Мне страшно думать о вас в промокшую сентябрьскую ночь, когда под ногами – грязь; и с неба что-то неумолимо падает – сырое и мелкое – и ветер несет это сырое и мелкое по безлюдным тротуарам, сдувает с плоских крыш и туманит свет фонарей.

Но я знаю: вам сейчас тепло и уютно, и я рад за вас. Я рад даже за себя, что сумел вовремя уйти и вернуть вам нарушенный мною покой.

Пусть я не могу оставаться до конца искренним, но поверьте, если меня завтра будут убивать где-нибудь в пьяной подворотне, то с последней мыслью придет сожаление – жаль, что я так и не почувствовал аромат ваших губ, и жаль… жаль, что все закончилось намного быстрее, чем я когда-то рассчитывал…

Екатеринбург, 1990

ШОРОХИ АВГУСТА (1990)

«Уж лето к осени спешит…»

Уж лето к осени спешит,
Как пассажир на электричку.
Осталось только бросить спичку —
И все затлеет, задымит.
И будут листья кровоточить,
Густым покажется закат.
Но мысли, сволочи, стучат —
Их невозможно обесточить.
Они останутся гореть,
Спешить к последнему моменту,
Оплавив всуе изоленту.
Они не могут не успеть…
Богданович-Баженово, 1990

«В ожиданье дождя на пустом полуночном перроне…»

Наташе.

В ожиданье дождя на пустом полуночном перроне
дикий скрежет колес отозвался в промасленных шпалах.
Два смешных фонаря серебрили лениво ладони.
Ты в вагоне своем мою тонкую книжку читала,
Допивая стихи, словно чай, что заварен был наспех,
Но горяч, как огонь, обжигающий тонкие губы.
Сигарета в руках твоих верно и медленно гаснет.
Сизый дым, растерявшись, не знает: приткнуться к кому бы?
Он спешит вдоль путей, над вагонами с щебнем и лесом,
Мне его не поймать – он в мои не стремится объятья.
Этот дым – это ты, в сновиденьях без звука и веса,
И осколки дождя – твои верные кровные братья…
Екатеринбург, 1990

«А углям вновь не возгореть …»

А углям вновь не возгореть —
Довольны будьте дымом, чадом,
Туманом розовым над садом —
За ветром влаге не поспеть.
В глазах твоих печальна медь —
Как будто встал перед оградой.
Мне твоего тепла не надо:
Я не хочу его иметь.
Осталось к богу возроптать,
Чтоб попросить благословения
И в ледяную лечь кровать.
Кого искать, кого спасать?
Мне самому нужно спасенье…
1990

«Вздох августа, последний и холодный…»

Вздох августа, последний и холодный,
Оставил сизый шарик на окне.
И я, кристально трезвый и голодный,
Вожу бездумно пальцем по стене…
О, Бог мой! кто же вспомнит обо мне?!
Ощепково – Талица, 1990

«Теперь уже без времени навечно…»

Теперь уже без времени навечно,
Теперь я не нарушу постоянства,
Стеклянные осколки бессердечья —
Вот лучшее для разума убранство.
Они – огни на полустанках спящих,
Вдоль этой бесконечной однопутки.