– Аля, твой мяч! – в какой-то момент резко крикнул Дима.
Она вздрогнула, подняла голову и увидела, как белый волейбольный мяч летит прямо на неё. Сердце заколотилось, руки задрожали. Неловко вытянула ладони вперёд, пытаясь поймать его, но пальцы лишь задели мяч, и он нелепо отскочил в сторону, вылетев за пределы поля.
Раздался резкий свисток.
– Кострова, внимательней!
Полина громко засмеялась, театрально закатив глаза, и что-то шепнула подружкам, отчего те злорадно хихикнули, чувствуя свою победу. Щёки Али снова вспыхнули. Витя Лужкин из противоположной команды не удержался от шпильки:
– Ну вы и лохи! Повезло вам с игроком.
Полина подхватила, бросив на Алю колкий презрительный взгляд. Каждый такой взгляд – как удар под дых. Болезненный, выбивающий воздух из лёгких.
Ей хотелось исчезнуть, раствориться, провалиться сквозь пол. Ноги – будто ватные, в горле – пересохло.
– Опять к тебе, Аля! Лови уже нормально, Кострова! – вновь крикнул Дима.
Аля в панике повернулась, пытаясь поймать мяч, но нога подкосилась, и она неловко упала на пол спортивного зала. От удара куртка и футболка задрались, открывая пухлый живот. Снова этот громкий смех и шёпот одноклассников. Сердце сжалось от унижения, а в носу предательски защипало.
– Кострова, всё нормально? – крикнул физрук, подходя ближе и недовольно качая головой. – Вставай давай.
Аля поднялась, чувствуя, как пылают щёки, а глаза наполняются слезами. Казалось, что она снова очутилась в своём кошмаре, где её окружают лишь насмешки и ненависть. Ничего не менялось. Всё повторялось по кругу, где бы она ни была. И это сжигающее чувство стыда и отвращения к себе преследовало её повсюду.
Аля поправила футболку дрожащими руками и отошла к краю площадки, чтобы больше никому не мешать. Парк возле дома бабушки, старые книги в пыльном шкафу, тихие вечера с чаем – далёкое убежище, недосягаемый рай. А здесь, под холодными люминесцентными лампами, среди шепота и взглядов, оставалось только ждать, когда закончится урок. Когда можно будет снова спрятаться.
«Уродина, толстая, неуклюжая. Никому не нужна».
Мысли кружились в голове, острые, колючие, как осколки разбитого стекла. Хотелось сорваться с места, бежать, не оглядываясь. Но куда бежать? От себя не убежишь.
Аля скрестила руки на груди, будто защищаясь от невидимых ударов. Под спортивной формой – потное, ненавистное тело. Всюду – влажно, душно, липко. И запах. Запах собственного страха и унижения, как в той московской школе, как в детских кошмарах.
Зимнеградск снова предал. Она надеялась, что здесь будет иначе. Что маленький провинциальный городок, где прошло её раннее детство, станет убежищем. Но город встретил её серым дождём и такими же серыми людьми. И, видимо, везде – в Москве, в Зимнеградске, в любой точке мира – для неё был уготован один и тот же позор.
– Отлично сыграла, Кострова! – крикнула Полина, специально подходя ближе к Роману.
Аля даже не решалась посмотреть на него. Не хотелось думать, что он видел её жир, видел, как она валялась на полу, беспомощная, нелепая. Видел и теперь тоже смеётся, как и все остальные. Больно. Стыдно.
– В следующий раз сразу сдавайтесь, так будет честнее, – добавила Полина. В её голосе звучал яд, насмешка, превосходство. Торжество хищника над жертвой.
– Хватит уже, – неуверенно попыталась заступиться Настя, но её голос потонул в общем хохоте.
– Кострова, ты подводишь команду! Оценку снижу только тебе, – раздался голос Андрея Николаевича.
