Аля нервно кивнула и случайно взглянула на Романа. Тут же отвернулась, но успела заметить – на его рассеянном лице мелькнула едва заметная улыбка. Презрение? Жалость? Брезгливость? Не важно. Ей уже было всё равно. Она не могла больше сдерживаться. Слёзы потекли из глаз, внутри всё сжалось от боли. Колючей, острой, разрывающей. Не обращая внимания на физрука и крики одноклассников, обвиняющих её в поражении команды, Аля выбежала из спортзала.
Она училась здесь всего неделю, а её уже ненавидели. Уже. Она умела только это – создавать проблемы, сеять ненависть.
«Уродина. Толстая, нелепая уродина».
В раздевалке Аля села на скамейку и закрыла лицо руками. Слёзы текли по щекам – горячие, солёные, бесконечные. Теперь Роман точно никогда не посмотрит в её сторону. Для него она навсегда останется жалкой и смешной толстухой, которая не способна даже нормально поймать мяч. Которая портит всё, к чему прикасается.
Раздевалка – пустая и холодная, будто здесь никогда не было жизни. Тусклый, мерцающий свет лампы отбрасывал длинные тени на стены, покрытые сколами краски и царапинами. Аля сидела, прижавшись спиной к шкафчику, и пыталась сдержать рыдания. Слёзы оставляли солёный привкус на губах. Руки дрожали, а в груди было тяжело, будто кто-то положил туда камень. Огромный и неподъемный.
– Аля, – тихий голос заставил её вздрогнуть.
Она подняла голову и увидела Настю. Та стояла в дверях, сжимая в руках ненавистный мяч. Каштановые волосы слегка растрепались, а в глазах читалось беспокойство, хотя, возможно, и не искреннее. Настя подошла и осторожно села рядом.
– Ты как?
Аля покачала головой, не в силах поднять на неё глаза.
– Не переживай, – вздохнула Настя и коснулась её руки. – Всякое бывает.
– Нет. Я всегда всё порчу, понимаешь? Всегда.
Голос дрожал, как и руки, как и всё внутри. Настя крепче сжала её запястье.
– Да ладно, это всего лишь урок. Завтра уже забудут. Не переживай. Пошли обратно.
Аля вспомнила свою мать. Настя чем-то напоминала её – такая же улыбчивая, целеустремлённая. Такая же не понимающая всей боли вечного изгоя. Такая же далёкая от реальности, где каждый день – сродни пытки.
– Нет, – прошептала Аля, вытирая слёзы. – Посижу тут одна.
Настя посмотрела на неё с сочувствием, но в её глазах читалось что-то ещё – может, раздражение, а может, усталость.
«Ей это всё не нужно. Ей не нужна моя боль».
– Ладно, – пожала плечами Настя. – Но если ты не вернёшься, получишь «двойку».
– И пусть. Мне всё равно.
Настя помолчала, вздохнула и тихо вышла, оставив Алю в одиночестве. Та снова закрыла глаза, чувствуя, как ненависть к себе заполняет всё её существо.
В голове, как назло, отчётливо возник образ Романа – тёмные кудри, голубые глаза, всегда смотрящие куда-то вдаль, тонкие изящные руки с длинными пальцами, вечно поправляющие наушники, часы на запястье и серебряное кольцо на пальце. Его запах – лёгкий аромат свежести с нотками дождя и древесины. Но теперь всё это было недоступно. После урока физкультуры он точно не захочет с ней общаться. Он вообще её не заметит. Или заметит – только чтобы посмеяться с остальными.
Всегда одна. Всегда отвергнутая. Всегда последняя.
Следующий урок – обществознание. Аля зашла в класс последней, стараясь не смотреть на одноклассников, бросавших на неё критические взгляды. Мария Сергеевна – строгая, подтянутая, в тёмном костюме с аккуратно собранными в пучок волосами – внимательно осмотрела весь класс.
