Наконец, она мельком взглянула в зеркало, преодолевая очередной приступ ненависти к себе.
«Ужасно выгляжу…»
Но она не могла ничего изменить. Это была единственная оставшаяся приличная одежда, другая – уже вся мала.
Аля вздохнула и снова посмотрела на картину над кроватью. Она воспринимала собственный рисунок как вдохновение, как пример для совершенствования. Она знала, что это было не совсем реально, но вера давала хоть каплю надежды.
Впрочем, не сейчас.
Горестно сглотнув, она прошептала одними губами:
«Мне никогда не стать такой, как ты…»
Эти слова тяжело отозвались в сердце. Картина висела прямо перед ней, но теперь выглядела такой далёкой, такой чуждой. Она уже не могла спасти. И, возможно, не должна была. От этого становилось больно.
***
Когда Аля вошла в кабинет на втором этаже, где проходило мероприятие, воздух словно застыл от напряжения. Ветер за окном трепал листья, предвещая скорые холода, сквозь приоткрытую форточку тянуло сыростью – этот запах всегда напоминал о школьных тревогах, где бы она ни находилась.
Кабинет выглядел одновременно знакомым и чужим. На выцветших стенах еще сохранились потрепанные плакаты с формулами и правилами. Деревянные парты пестрели инициалами и провокационными картинками, вырезанными десятками поколений учеников, коричневый линолеум на полу потрескался в нескольких местах, а старые круглые часы над классной доской нервировали своим вечным громким тиканьем. Сегодня всё выглядело иначе: парты сдвинули, образовав три круга для разных школ.
Аля остановилась у двери, наблюдая за суетой вокруг. Учителя собрались группами и переговаривались, периодически поглядывая на учеников. В руках они держали коричневые папки и листы с критериями оценки. До Али долетали случайные обсуждения.
– Знаете, в восьмой школе полностью обновили спортивный зал? – Высокая женщина в очках поправила седеющий пучок волос. Ее устаревший костюм напоминал одежду учителей еще со времен маминого детства.
– Мы с классом были на соревнованиях у них в прошлом месяце, – ответил лысоватый мужчина в потертой твидовой куртке. – Наши ребята так радовались! У нас-то зал с советских времён не менялся.
– А у вас вообще ремонт планируется? – подключилась к разговору полная женщина с короткими рыжими волосами, одетая в яркую блузку, выделяющуюся среди серых школьных будней. – В нашей третьей только обещают.
– На следующий год, но вы же знаете, как это бывает… – пожал плечами лысеющий преподаватель, и все понимающе кивнули.
Желудок Али сжался от тревоги.
«Эти учителя будут оценивать нас, оценивать меня. А что они увидят? Полную, неуклюжую девочку в тесной блузке, которая даже не может нормально поймать мяч на физкультуре?»
Она попыталась сделать глубокий вдох, но воздух застрял в горле.
В другом углу стояли ученики – все в школьной форме, но с эмблемами разных команд. Аля заметила Настю и Иру из своего класса – они всегда были самыми активными и уверенными в учёбе. Сегодня их форма сидела идеально, волосы аккуратно лежали, а на лицах светилось лёгкое волнение перед выступлением.
– Если мы выиграем, то получим «пятерки» еще и по биологии, представляешь! – воскликнула Настя, звонко смеясь. Её модные серьги-кольца качались в такт движениям.
– Ого, Павел Николаевич на это согласился? – улыбнулась Ира, поправляя задорные блондинистые кудри.
Хоть что-то радовало – кроме «пятерок» по предмету Марии Сергеевны, классного руководителя, они получат еще и хорошие оценки по биологии, с которой конкурс непосредственно соприкасался. Но тревога от предстоящего выступления пересилила всякие положительные эмоции.
