Они шли по аллее, и Полина чувствовала, как внутри нарастает напряжение. Она не могла терпеть тишину, слишком громкую и слишком обнажающую.
– Ну, как дела, Рома? – она нарочно исковеркала его имя. Он поморщился, уголки его губ дрогнули. Ему не нравилось, когда его так называли. Но ей плевать.
Раздражать парней – её любимое занятие.
– Нормально, – ответил он односложно, не глядя на неё.
– Нормально – это как? – подколола она, слегка подтолкнув его локтем. – Ты вообще когда-нибудь говоришь больше двух слов?
Он пожал плечами, отчего внутри у Полины закипело раздражение.
«Почему он такой… такой закрытый? Почему он не мог просто расслабиться?»
– Как тебе совместная работа с Костровой? – спросила она, улыбаясь своей самой яркой улыбкой. – Кошмар, да? Мария Сергеевна как всегда – мастер садистских сочетаний.
Роман пожал плечами, будто говорил этим движением: «Отстаньте все, мне плевать». Её это бесило и завораживало одновременно.
– Нормально, – ответил он наконец. – Кострова умная. Сделала всё сама.
Её словно прошибло током.
«Он защищает эту корову? Серьёзно?»
– Умная? Эта серая мышь? – фыркнула она. – Она же двух слов связать не может без заикания.
Роман бросил на неё холодный взгляд:
– Не все должны быть громкими.
Что-то в его тоне заставило сбавить обороты. Она решила сменить тактику.
– Знаешь, я недавно заняла первое место на региональных соревнованиях по контемпу, – заявила она, будто между прочим. – Наша студия «Импульс» теперь поедет на всероссийские в декабре.
Это была лишь полуправда. Она действительно танцевала в «Импульсе», и они действительно выиграли регионалку. Но главную партию исполняла не она, а Маша Соколова – девчонка с идеальным телом и нулевым чувством стиля. Сама Полина танцевала во втором ряду, но Роману об этом знать не следовало.
– Любишь унылые современные танцы? – спросил он с лёгкой насмешкой.
– Это искусство самовыражения, Рома, – она намеренно использовала уменьшительное имя, видя, как он снова поморщился. – Эмоции через движение. Хотя о чём я – ты же вечный наблюдатель, никаких эмоций.
– Не называй меня Ромой, – его голос стал холоднее. – И да, я предпочитаю наблюдать, а не выплёскивать всё наружу, как некоторые.
Она поймала его взгляд – тяжёлый, внимательный, с какой-то странной искрой, будто он видел её насквозь.
– Что? – спросила она, не выдержав. – У меня тушь размазалась?
– Нет, – он снова отвернулся к реке. – У тебя идеальный макияж. Как всегда.
И снова это прозвучало не как комплимент, а как констатация факта. Или даже как обвинение. Но это заводило ещё больше – хотелось пробиться через его отстранённость, заставить его реагировать, чувствовать.
– Давай присядем, – она указала на скамейку под старым клёном. – Я замёрзла.
Они сели на скамейку. Роман держался прямо, но всё ещё закрыто, словно в любой момент собирался вскочить и уйти. Полина, наоборот, развернулась к нему всем телом – колени почти коснулись его бедра, локоть опёрся на спинку скамейки, а ладонь сама потянулась к значку в виде ноты на его пальто. Она хотела, чтобы он чувствовал её близость, даже если пытался игнорировать.
– А знаешь, что самое сложное в контемпе? – она кокетливо заправила прядь волос за ухо. – Нужно быть одновременно сильной и хрупкой. Показать силу через слабость. Это как…
– Как твоя жизнь? – неожиданно спросил он, поднимая на неё взгляд.
Она запнулась, теряя нить мысли. Что он имел в виду? Откуда ему было знать что-либо о её жизни?
