От увиденного Маша остолбенела, а вот Лиза-Дымов, кажется, не удивился.
— Добрый вечер, — спокойно сказал он. — У нас новости.
Пока он коротко и четко пересказывал про «Аламнею», Маша изо всех сил старалась дышать как можно реже, сдерживая дрожь от холодного зябкого тумана.
Иван Иванович слушал молча, а потом спросил:
— Правильно ли я разумею, Сергей Сергеевич, что девице Мартыновой потребно убить абы кого, лишь бы как в книжке?
— Теория такова.
— Глупость, — отмахнулся Вечный Страж, и Маша подпрыгнула от этой категоричности. Да почему? Такая хорошая версия!
— Действительно? — с прежней невозмутимостью откликнулся Дымов.
— Ступайте, — прогнал их Вечный Страж, — а я навещу Мартынову, постращаю ее на всякий случай. Но больно уж сомнительно, так и знайте.
Фигура в саване растаяла клочками тумана. Сразу стало теплее, а воздух посвежел. Маша жадно набрала его полную грудь, закашлялась и возмутилась:
— Сомнительно? Глупость? Да чем ему Мартынова не угодила?
— Если жертва неважна, если Лена действительно хотела лишь сымитировать схему преступления из книги отца, то почему она выбрала именно вас? — проговорил Дымов, разворачиваясь обратно к общаге.
Маша поспешила за ним:
— Я жалкая заучка, на которую никто не обращает внимания!
— Примериваете на себя виктимность?
— Что?
— Если бы мне требовалось зарезать какую-нибудь студентку, любую, то при всем богатстве выбора я бы ни за что, никогда не остановился на вас, Рябова.
Она подумала.
— Из-за отца?
— Из-за всех членов вашей семьи. Они будут преследовать убийцу, как стая адских гончих, никогда не сойдут со следа, не оставят поиски и не остановятся, пока не отомстят.
Разочарование было сильным. Маша сглотнула его, как холодную и склизкую манную кашу:
— Это значит, что кому-то надо убить именно меня? Это значит, что книга про Аламнею тут ни при чем?
— Я не знаю, — мягко произнес Дымов.
***
В общагу они вернулись притихшими и усталыми.
Вика уже готовилась ко сну, валялась в пижаме на кровати с откинутым балдахином, с кем-то активно переписывалась в телефоне.
Аня корпела над домашкой.
— Где вы ходите, — проворчала она, — ночь на дворе.
Маша посмотрела на нее и похолодела от ужаса: учеба! Домашка! Она даже не бралась на нее!
— Ой-ой! — вырвалось у нее. — Завтра же механика!
И она бросилась к своим тетрадкам и чертежам, мигом позабыв и о Дымове, и о Вечном Страже, и о Лене Мартыновой, которая то ли убийца, а то ли честный человек, пусть и не слишком приятный.
— Рябова, Рябова, — Вика потрясла телефоном, — ты уже слышала, да?
— Что? — у Маши не было времени на очередные глупости, и ее голос прозвучал слишком зло.
— Значит, уже слышала, — разочаровалась Вика. — Вот уж не думала, что этот Греков предпочитает болонок.
— Андрюша? — Маше резко обернулась к ней. Лиза-Дымов копошился в своем шкафу, собираясь в душ. Аня подняла голову от учебника и теперь смотрела на Вику с осуждением и предостережением.
— Ну эта, первокурсница, Лыкова, или как ее там. Мелкая блондинка, — Вика вскочила с кровати и быстро подошла к Маше, сунула под нос телефон. На снимке Андрюша и Лыкова обнимались в ореоле розового сердечка.
«Любовь это так приятно», — писала Лыкова.
Маша отвела от себя телефон.
— А… Подумаешь, — пролепетала она.
— Ой, да не переживай ты из-за Грекова, — попыталась утешить ее Аня. — Нашел время за первогодками бегать, когда ты в опасности. А еще друг называется.
