Как-то после застолья с мужиками из третьего околотка он позвонил в дверь и, когда Катя открыла ее, с силой отшвырнул ее от двери и бросился бегать по квартире из комнаты в комнату, ожидая увидеть кого-то постороннего. Дети уже спали. Больше всего Катя боялась, что он разбудит их. Он заглядывал под матрас и в цветочные горшки.
Потом схватил ее за волосы и потащил в спальню. А на ходу шипел в ухо:
– Я тебя выведу на чистую воду!
И хрипел:
– Пока меня нет, ты спишь с любым мужиком, который переступает порог нашей квартиры. И сегодня, наверняка, уже кувыркалась с кем- то в его отсутствие?!
– Максим, тише, дети спят. Ты что, с ума сошел? Ни с кем я не кувыркалась.
– Замолчи, женщина. Что мне твои дети?! Не прикидывайся святой. Знаю я вас. Наслышан.
Он, не стесняясь в выражениях и пытках, закрыл дверь и принялся колотить Катю, как боксерскую грушу, по голове, приговаривая:
– Это для того, чтобы твои мозги стали на место. А-то, я вижу, они на бок перевернулись, раз ты стала перечить мне. Не родилась на свет еще та, которая сможет спорить со мной.
А когда жена пыталась вывернуться из его тисков и дать хоть какой-то отпор, он поставил печать ей под глазом.
Получалось, с регулярностью одного раза в месяц Катя получала очередную порцию «горячей любви» по полной программе. Каждый раз она давала себе слово, что пошлет подальше этого хамелеона, но всегда опасалась выносить сор из избы. Да и считала, что он срывается от усталости.
Он внушал ей:
– Что ты строишь из себя хорошую жену и мать? Плохая ты любовница и мать, ни на что не способная. И пропадешь без меня, сколько ни мечтай о свободе!
Он настолько часто повторял это, что она, кажется, даже поверила в это. Стала замкнутой и забитой. А он на людях лицемерно подчеркивал:
– У меня самая лучшая жена. Она и послушная, и самобытная. А мать – просто необыкновенная, Ни у кого из детей такой матери больше нет.
Говорил на улице одно, а совсем другое.
Ей было неприятно слушать эти лицемерные речи. Но еще хуже испытывать все, живя с этим изо дня в день. Она была на грани срыва. Приходилось следить за своей речью и поступками, взвешивать каждую свою эмоцию. И каждую минуту себя спрашивать, а не поймет ли он меня опять превратно?
Она была доведена до такого состояния, что сама почти верила в обоснованность его видений и подозрений. Так низко он опустил ее в ее собственных глазах. Соперники существовали лишь в его воображении. Его ревность – это болезнь, которой не нужны факты.
К вечеру, когда долго не было мужа с работы или от друзей, все в душе Кати начинало дрожать. Дети тоже приступали взволнованно задавать вопросы»:
– Мама, а папа снова пьяный придет? Он опять драться будет?
– Не знаю, солнышки. Главное, вы не попадайтесь ему на глаза.
Что еще могла сказать она, кроме неопределенного слова «не знаю»? Откуда ей знать, какое у него настроение? И какие мысли напели ему демоны в этот раз?!
Когда выдавался счастливый день, и отец приходил трезвый, радости детей не было предела. Они весь вечер играли, возились на ковре. Он учил Ваню и Марину приемам защиты от противника. Хохот то затихал, то возобновлялся снова. А иногда Максим с ними просто беседовал. На сердце у Кати было тогда тепло и спокойно. Мама и ее разговоры на разные темы – это хорошо. Но иногда без мужского участия обойтись нелегко. Особенно сыну.
Катя была простой и открытой. И любила таких же людей, простых в общении и в поступках, которые говорили бы все в глаза, не хитрили и не юлили. Пусть они даже выскажут глупость или мысль, с которой не все согласятся. С такими людьми она раскрывалась и подсознательно понимала, что они ее понимают. С ними не надо подстраиваться ни под кого, изображать из себя, неизвестно, кого.
