– Сергей, ты ищешь работу?
На такие вопросы, где идиотизм соседствует с гениальностью, обычно не отвечают. А Перчик смотрел на него так пусто, что отсутствие всякого выражения в глазах наводило на мысль о значимости пустоты. Ничего стоящего шеф сыскного бюро в них увидел, а вот врач узрел что-то в нем.
– Запомни, – произнес он.
А что запомнить Серега должен, Перчик не сообщил, но продолжил:
– Сопляк ты ещё с Пентагоном бороться. Не понимаешь, с кем связываешься.
Вдруг сыщик понял, до него дошел смысл только что сказанного – Артур на его стороне. Он растерянно посмотрел на приятеля-отравителя.
Когда еще налили и выпили, Перчик сказал то, что от него совсем не ждали:
– Вот что, хлопцы. Нам надо быть вместе. Всегда вместе. Только так. Обратной дороги нам уже нет. На себя беру все руководство операцией.
А глаза-то, глаза при этом – как у храбрящегося труса. И голос визгливый, поросячий. .Но говорил слова старшего по возрасту человека.
– Чтобы слушались меня, малявки! За непослушание расстрел на месте.
Сергей слушал, а Станислав Чех в этот момент рассказывал Инне про войну.
– В каждом бою наступает момент, когда начинаешь понимать – пора уходить. Потому что твой товарищ справа не подает признаков жизни, а товарищ слева уже исчез…
Перчик влез:
– Я нарисую тебе справку – инвалидность по контузии. Будешь дома жить, и будем вместе дела творить.
Оказалось, что американцы врачу не нравились. Артур их просто ненавидит. Пиндосы, уверял он, сволочи от природы, спят и видят каждого украинца убитым. А с сынком Байдена у него свои личные счеты…
– Америка это не Украина – нахрен она нам согнулась, – прозвучало как резюме.
– А кто для тебя свой? – задал Сергей провокационный вопрос
– Ещё сам не знаю.
Ночь ещё закончилась, а похитители, поговорив за столом, вдруг изменили свою задачу – признали в Перчике нечто, достойное уважения и доверия. Посматривали на Артура так, словно сейчас он изречет нечто повелительное, важное, нацеленное и полезное.
О конце войны он высказал мнение:
– Как пожелает Америка, так и будет.
На вопрос – чем будем заниматься, ответил:
– Там видно будет.
И все же, где-то в душе Сергея не оставляло в покое гадкое ощущение незавершенности чего-то и вопиющей неправильности всего происходящего. Будто он по приказу Перчика идет по заминированной дороге и непонятным чудом каким-то ещё жив. Когда и как он смог опаскудится? – как свинья в болоте, ворочалась грязная мысль.
А Перчик? Возмущал и восхищал сам факт его внезапного преобразования и возвышения. В одночасье он стал великим, неповторимым, осторожным и мудрым, как змей, сбросивший кожу. Он выбрал самый верный маршрут к умам людей, пленивших его, и теперь они ему верили.
Сергей сделал вывод – пришло время линять – в смысле, стягивать с себя усохшую кожу. Таковы уж законы человеческого восприятия. Но что-то точило, к чему-то тянуло, что-то он ещё не доделал в своей напрасно прожитой жизни.
И пока это что-то Серегу мучило, врач-отравитель раскошелился на нелестное признание:
– А ты, брат, везунчик. И знаешь почему? Потому что глуп.
Шефу сыскного бюро такой комплимент не понравился. Он слушал, жуя дольку сыра, и думал, что бы ответить.
Сказал:
– Американцы, заявляют, что никого не боятся, кроме Бога. Как мы против них?
Перчик ответил, но непонятное что-то:
– Всю жизнь я спасал или уничтожал людей, но баланс ещё подводить рано.
Умно. Если бы не врожденная трусость, Артур мог бы стать Великим Диверсантом от медицины. Но все со временем меняется – глядишь,,, и станет.
