Просыпаться утром молодым с легкой истомой от ночных бдений в объятиях прекрасной и влюбленной одалиски, когда на кухне кто-то уже готовит кофе, а внизу ждет автомобиль, сесть в который на виду жителей спального района, ничего кроме "копейки" под окнами в своей жизни не видевших – в этом есть особая поэзия и восторг.
Пока девушки о чем-то шептались на кухне, приводя себя в порядок после беспокойной ночи, Никита пил кофе в гостиной с одетым в китайский халат Эдиком. Комната, казавшаяся вчера настоящим каминным залом, на поверку оказалась заурядной двадцатиметровкой в панельном доме со старыми шкафами шестидесятых готов, и мягкой только входящей в моду мебелью, которую, видимо, недавно завез сюда сам Эдуард.
– Я сейчас в офис, могу подвезти, – предложил начинающий предприниматель, поглядывая на часы.
– Если будешь проезжать мимо площади Ногина, высади нас там.
– Отлично, как раз по пути. Она там живет? – кивнул он в сторону кухни, видимо, имея в виду Глорию.
– Да нет, там дом ее отчима. Он должен ей денег. Вот Глория и попросила оказать моральную поддержку.
Эдик на секунду задумался.
– Хочешь дам тебе совет, – предложил он после некоторых размышлений, потягивая ароматный кофе с коньяком из чашки. – Ты представься как ее кредитор. Мол, эта девушка должна тебе денег, и как бы она передает тебе все права на собственных должников. Усек? Например, сам я к должникам никогда не езжу, а сразу отправляю своих работников ножа и топора. Кстати, хочешь, я подвезу тебя прямо к его дому на машине и подожду внизу, для солидности?
– Хм, не знаю, можно попробовать. – пожал плечами Никита, – Только зачем ждать, я думаю и так все будет в порядке.
– Ну смотри. Я могу дать еще двух ребят для подмоги?
– Нет, спасибо, – вспомнив громил из охраны Эдика, решительно отказался Никита, – я уж как-нибудь сам справлюсь.
– Дело твое.
* * *
Спустившись на машине от Лубянки мимо Старой площади и памятника защитникам Плевны, выкрашенного в черную краску, они свернули на Солянку и углубились в запутанные дворы, едва протискивая лимузин между стен, следуя указаниям Глории.
Никита был удивлен, что в центре Москвы, недалеко от Кремля, существуют такие странные кварталы с домами, больше напоминающими Петербург Достоевского, с многочисленными переходами между дворами-колодцами, одни из которых заканчивались тупиком, а другие выводили на тихие переулки, примыкающие к когда-то существовавшему здесь Хитрову рынку.
Миновав несколько арок и сквозных дворов, они наконец остановились у обшарпанного двухэтажного дома, не ремонтированного как будто еще с царских времен.
Никита и Глория попрощались с Татьяной и вышли из автомобиля, Эдик, не глуша двигателя, вышел с ними и открыл гигантский багажник Линкольна. Достав из него братковскую кожанку, он протянул ее Самолетову:
– На, одень для пущего эффекта. Потом вернешь.
От этого предложения Никита не стал отказываться и с удовольствием облачился в мягкий набук куртки, которая пришлась ему в самую пору.
– Ну, бывайте, – махнул рукой Эдик.
Он влез на водительское сиденье и, оставив после себя незнакомо-сладковатый запах бензина, скрылся в переулках.
Глория критично оглядела своего спутника. С двухдневной щетиной и короткой стрижкой, одетый в кожаный "прикид", он и в самом деле стал поразительно напоминать представителя криминального мира.
– А тебе идет, зверюга, – в приливе нежности, прижалась она к нему и чмокнула в колючую щеку.
