Птичий полонез - страница 22

Пробираюсь я по тропинке в кустах к роднику. А из травы то тут, то там незабудки. Махонькие такие цветочки. Голубые до чего же! Как будто кто небо в брызги расплескал. И эти брызги то тут, то там вспыхивают, гаснут, снова вспыхивают… ни дать ни взять в прятки со мной играют.

И дедушка тоже за мною пробирается.

Вот он, родник. Взглянул я и ого-го! Вот это чудо! Лось! Лежит лось… И рога, и голова, и ноги всё лосиное. И дышит. Где у лося должны быть ноздри, там вода ключиками. Дышит лось. И всё его тело то поднимается, то опускается. Пух от ивушек всё-всё завалил – шубой лося одело. Под боками «лося» ключики пульсируют. Все вместе они быстро в роднике воду поднимают. Поднимется вода и тут же скатится через края. И побежала уже речкой Черемшанкой. А в роднике вода снова осядет, снова поднимется и снова осядет. И лосиные бока в белой шубе то поднимутся, то опустятся, то поднимутся, то опустятся.

Лежит «лось», отдыхает в ивовом затишье. А вокруг пеночки ручеёчками журчат, горихвостки на все лады разливаются, и золотая птичка юла то и дело вызванивает: «Тюр-люр-тюр-лив-ти-ти-и-и-в, люр-люр-тюр-ли-и-в-люр-ли-ии-ии-ии-ии».

Пауки поразвесили свои сети. А в них пуху набилось! Ну точно пуховые одеяла они поразвесили. Трескучую зиму проводили и поразвесили одеяла, чтоб солнца набирались.

Лосиный родник. Лазарева Даша, 15 лет

Расколдованный пруд. Ляшева Настя, 14 лет

Под натиском тепла отухали льды на наших реках и с шумными водами Томи скатились в Обь, по Оби в Северный Ледовитый океан. Ой, как далеко-о-о уже наши льды от на-аа-с…

От совхозного конюха деда Карпа я узнал, что на железную дорогу, по которой к огромной электростанции подвозят уголь и всякие другие грузы, ещё вчера навезли и насыпали щебень. А в том щебне-то бывают такие камешки, ого-го! Вот я вперёд всех и примчался на железную дорогу камешки отыскивать. Набрал их полные карманы и на пруд отошел, что прямо возле этой дороги.

Пруд ещё льдом закован. Со всех сторон его обступили ивы, и даже в него некоторые из них зашагнули. Летом эти ивы постоянно в пруд смотрят и собой любуются. Нынешняя многоснежная зима их ветки снегом нагнула и ко льду придавила. Весенней наледью, сделавшей воду прозрачной, пруд и схватил те ивы за концы веток. Крепко держит. И ветки, изогнувшись как луки, кажется, дрожат от напряжения и просят пруд отпустить их, чтоб солнца вдоволь напиться.

Второй день теплынь стоит прямо летняя. И лишь ледовый покров пруда о зиме напоминает. Птицы некоторые уже прилетели, но петь пока не поют. Отдыхают после дальнего перелёта, осматриваются.

Гляжу, трясогузка на пруд слетела, удивлённо посмотрела на меня, склонив головку набок, словно вопрошая: «А ты тут зачем?» и быстро-быстро заперебирала лапками, хвостиком по льду тук-тук и дальше побежит. Бегает она проворно и кричит звонко: «Ци-цив! Ци-цив!». Посмотришь на неё и кажется, что постоит-постоит она, а потом сама себе команду: «Марш!» И побежала: «Ци-цив»! Марш! И побежала: «Ци-цив»!

Мне тут же вспомнилось, как моя бабушка говорила, что лёд на реках трогается, когда трясогузка прилетит и по льду хвостом ударит.

«В стоячей воде лёд тает незаметно, – думаю я, сравнивая громыхавший ледоход на Томи с теперешним вот необычным спокойствием пруда. – А в пруде лёд тихо сходит на нет. Но почему тогда в народе говорят, что в тихом омуте черти водятся?.. Значит, водятся они и в этом пруду. А что если я…».