Они дошли до гостевой, и Вигония увидела молодого мужчину, спускающегося по винтовой лестнице. Его тёмные волосы были заделаны в хвостик, свисающий по синему жилету. На глазах были маленькие круглые очки. Одет он был невычурно, но – видно было – дорого. Ему, казалось, было лет двадцать пять.
– Это Астир, мой сын.
В этот момент он, холодно посмотрев на девушку позади матери, кивнул.
– Одновременно с этим мой заместитель. Не думаю, что ты ему понадобишься – у них с женой есть своя прислуга, – на слова «жена» женщина сделала особое ударение.
– Из Сольвии прислали гонца, договориться насчёт поставок мяса и масла – разберись. У меня на столе лежит бумага, а гонец в людской, – сказала она сыну негромко, передав ключ; тот опять же кивнул. Затем пригласила новоиспечённую служанку подниматься за ней.
Они поднялись на третий этаж. Разница между первым и третьим была колоссальна: если внизу было непривычное оживление, то наверху – пусто и тихо. Если бы на стенах не горели канделябры – можно было бы подумать, что он нежилой. Вигонии коридоры и комнаты показались лабиринтом – так много, казалось, прошли и так много поворотов сделали.
Наконец они дошли до деревянной закрытой двери. Австрита распахнула её и вошла первая. Вигония увидела стол со стулом слева и в центре комнаты – большую кровать с пышными одеялами, на которой лежал старичок с обвисшими щеками и недовольным взглядом под тяжёлыми веками из-под очков, которые делали глаза раза в три больше, с книгой в руках. Он осмотрел Вигонию с головы до ног, и девушка поёжилась от этого взгляда, едва сдерживая отвращение.
– Вигония, ваша новая служанка, – сухо произнесла женщина.
– Надеюсь, в этот раз ты выбрала нормальную, и она продержится поболее месяца. Старуха даже книги подать не могла, – фыркнул он, – и медленная, как черепаха. Старая дура. Палеос, – протянул он руку, и ухмылка растянула лицо его вширь.
Девушка без охоты подошла и слабо пожала руку, опустив глаза. Краем глаза она увидела, что хозяин дома разглядывает её, и едва заметно поморщилась.
Старик пальцем подозвал к себе дочь, не отрывая взгляда от Вигонии, и, заставляя наклониться ниже, шепнул так, что все присутствующие в комнате слышали: «Хороша деваха. Оставляй».
– На сегодня достаточно, – разогнувшись, ни на кого не смотря, но нахмурившись, сказала Австрита и вышла из комнаты. То же сделала Вигония. На первый этаж они шли молча.
– Завтра, в шесть утра, заходи через людскую. Прислуга тебя пустит. Возьми с собой вещи, – коротко проговорила женщина и прошла в сторону своего кабинета.
Вигония вышла из главной двери (та как раз была открыта), выдохнула, посмотрев на небо в течение несколько секунд и задумавшись о своём, и медленно пошла к воротам, наслаждаясь вниманием прислуги, а после – людей, которые находились за воротами. Ей хотелось выйти из них раз пять к ряду – чтобы все видели. Старичка, с которым ей удалось перекинуться парой слов утром, уже не было. Она побрела к дому, пребывая в своих мыслях – больше счастливых, чем отягощающих. Не помня дороги – оказалась дома. Постояв пару мгновений на пороге, пытаясь сдержать улыбку, она распахнула дверь и сходу воскликнула:
– Меня приняли, мама! Я всем понравилась!
Женщина долгим, выжидающим взглядом посмотрела на дочь, заставив её смутиться от неуместного счастья.
– Ты очень красива, дочка, но смотри: красота твоя может сыграть не тебе на руку.
