Иногда по работе он встречал женщин, которые его волновали, но здравый смысл удерживал его в рамках: любой адюльтер требовал свободного времени, денег и изворотливости. И всегда грозил перерасти в катастрофу: всё же имя адвоката Громова было на слуху. Не хотелось попасть в таблоиды как неверный муж, не хотелось громкого скандального развода — это отрицательно повлияло бы на карьеру. Не разрушило бы её, но отсекло приличную часть клиентов. Испортило реноме. Но когда он увидел племянницу, флиртовавшую с сыном, здравый смысл ему отказал — напрочь и бесповоротно. Потому ли, что эта девочка разительно отличалась от всех, кого он встречал ранее, или потому, что напоминала его самого — бедного провинциала, приехавшего покорять Москву в начале нулевых? Или это подкрался кризис среднего возраста, и теперь он будет реагировать на всех смазливых девиц с косичками и деревенским говорком? Пуговка… Она с таким сомнением тыкала вилкой в говядину средней прожарки, словно ей подали сырое мясо, истекавшее кровью.
Глеб ещё верил, что удержится на краю, но уже знал, что не отдаст Надю никому, — тем более Рафаэлю. Мальчишка не заслужил такой подарок, да и не нужна ему неопытная простушка: он всегда интересовался светскими львицами, желательно побогаче и постарше. К двадцати четырём годам у него сформировался вполне определённый вкус. Надя для малыша Рафаэля — минутная прихоть, сломает и выбросит. Нет, она уедет в Юшкино в целости и сохранности — и как можно скорей. Пара-тройка музеев, зоопарк и Красная площадь — и на этом родственный долг можно считать исполненным. Пусть вернётся домой нетронутая и подарит свою любовь хорошему парню — не безответственному маменькиному сынку и не изголодавшемуся по нежности и чистоте столичному адвокату (женатому к тому же на её родной тётке). Они оба не способны сделать её счастливой.
***
И всё же он не остановил Полю, когда она начала снимать с него рубашку, — ради болезненного удовольствия наблюдать, как глаза девочки скользят по его обнажённой груди. Жалкое тщеславие мужчины бальзаковского возраста. Павлинье распускание хвоста.
***
В этот раз она надела джинсы и футболку — недорогие старенькие вещи, возможно, доставшиеся по наследству от старшей сестры. Юркнула на переднее сиденье и уставилась в окно, словно боялась посмотреть ему в глаза.
Он вырулил на шоссе, влился в плотный поток машин и спросил:
— Тебе понравился Найман?
— Кто это?
— Английский композитор. Это он написал музыку, которую я играл вчера.
Она совсем от него отвернулась. Поджала коленки и уставилась на бесконечный зелёный забор, закрывавший вид на дворцы, сады и альпийские горки. Пробормотала в стекло:
— Не знаю, о чём вы говорите.
Он подавил улыбку и включил проигрыватель. Нашёл диск Майкла Наймана, выбрал нужный трек. Добавил громкости — и растворился в игре прославленной пианистки. До гибели родителей он тоже мечтал стать музыкантом, а после думал лишь о том, как найти и уничтожить пьяного мажора, который проехал на красный свет и протаранил машину родителей. С яростью осиротевшего ребёнка Глеб жаждал справедливого возмездия. Не дождался: высокопоставленный папаша отмазал сыночка от тюрьмы. В тот день Глеб поклялся, что станет юристом и накажет убийцу. Но наказание настигло ублюдка раньше — и не в зале суда, а в туалете ночного клуба. Интоксикация. Скорую никто не вызвал. Это случилось через долгих три года после трагедии, но Глеб испытал удовлетворение. И решил, что всё равно поступит на юридический. А музыку оставил для души, хотя со временем играл всё реже и реже.
