– у них мамонты пока не вымерли.
– Не благодарите, – пожал хвостом Василёк. – Лучше уделите мне один кувырок*!
* Кувырок —единица измерения времени в Пухляндии, равная шестидесяти щелчкам.
– Кувырок не могу, а щелчок – пожалуйста! – смягчилась директриса. Она подъехала к Васильку и указала ему на багажник:
– Присаживайтесь.
– Боюсь, щелчка мне не хватит, чтобы уволиться.
Директриса удивлённо мотнула головой так, что очки у неё соскочили на пол (это не страшно, стёкол в них всё равно не было).
– Но вы же наш лучший преподаватель по хулиганству и мечтанию! А это самые важные предметы в школе! Нет, вы не можете уволиться. Я вам это запрещаю. Я вас с этого велосипеда никуда не отпущу, пока не передумаете.
– Я ни за что не передумаю! – упрямо воскликнул Василёк.
– А я так долго могу кататься! Никуда вы не денетесь, – пригрозила ему директриса и высунула язык.
У пухов, как и у людей, не очень-то прилично показывать язык, особенно директорам. Однако Василёк не обиделся. В конце концов, директриса была младше его на целых две с половиной щекотки. Он прекрасно помнил, как сам любил дразниться в её возрасте.
– Я уволюсь не навсегда, а всего на пару вечностей*! – робко объяснил он. – Мне это необходимо, чтобы съездить в Пушистикоград и найти себе приёмных родителей.
* Вечность по-пуховски означает неделю, потому что недели им кажутся очень длинными, особенно рабочие. По понедельникам, вторникам, средам и даже четвергам пухи частенько вздыхают: «До выходных ещё целая вечность!»
– У вас нет родителей?
– Нет…
– Ни одного?
– Угу.
– Везёт же некоторым! У меня их целых двое. Ох, и хлопот с ними! Представляете, вчера мама хотела уложить меня спать чуть ли не в девять вечера! Пришлось её наказать и оставить без сладкого. Правда, она всё равно его не ест, она на диете… Даже не знаю, как на неё повлиять.
Директриса обернулась к Васильку и чуть не врезалась в стол.
– В общем, воспитывать родителей – это не фунт сушёного пупыршона! – заключила она. – А приёмные родители могут вообще оказаться неудачными. С какими-нибудь вредными привычками. Просто так их в родительский дом не сдают. Я бы на вашем месте сто раз подумала, прежде чем взваливать на себя такую ответственность.
– Я и подумал. Ровно сто раз! Если не отпустите, уеду без разрешения!
– Не уедете!
– Уеду.
– Не посмеете!
– Посмею. Я преподаю хулиганство! Неужели вы думаете, что я могу чего-то не посметь? – с вызовом воскликнул Василёк и решительно спрыгнул с багажника.
– Ну хорошо. В конце концов, я не тиран и не крюк. Хотите – уезжайте. Только придётся вам взять попутчика.
– Какого, к крюкам, попутчика?
– Не ругайтесь при даме! – поморщилась директриса. – А поедет с вами ваш ученик, Бурьян Подорожный.
– Зачем он мне? – насторожился Василёк.
– Вчера вы написали, что Бурьян живёт один, без детского присмотра. Мы не смогли найти ему опекуна тут, и педсовет решил сдать его в родительский дом. Вы эту кашу заварили, вы его туда и везите! – заключила директриса, потирая лапки.
Она так увлеклась, что въехала в стену, свалилась с велосипеда и разревелась. Василёк кинулся её утешать, хотя в глубине души ему самому хотелось плакать. Для старшего преподавателя не было худшего наказания, чем провести пару вечностей в компании Бурьяна.
