– В общем, Арина, – Роман не стал меня долго терзать на этот раз. – Начинай танцевать. То есть, петь. Мы с парнями посовещались, и решили – мы тебя берём. Правда, с одним условием.
Глядите, он ещё и условия мне ставит. Не успев обрадоваться, я чуть не скрипнула зубами с досады. До фига себе, конечно, позволяет этот чувак, но он был старше и он был негласно назначенным руководителем "Амадеуса", как ни крути.
– Какое условие? – спросила я и сунула руки в карманы. Лицо моё горело, то ли от радости, то ли от злости, то ли оттого, что я сейчас только что чуть не поцеловала Тимбу, и мою голову целиком и полностью занимали мысли об этом. Честное слово, в тот момент я была готова развернуться и уйти, хотя не далее, чем сегодня утром стать частью бэнда было едва не единственной целью моей жизни. Вот как все скоротечно.
– Чистая формальность! – Зуев возник передо мной (для его роста и веса двигался он на удивление легко и практически бесшумно), перегородив выход. Будто прочитал мои мысли, гад. – Формальность, но тем не менее. Слишком тяжело ломать традиционно сложившийся вековой уклад… ну, насчет векового я, конечно, загнул, но всё же прошу войти в наше положение. У нас ведь даже устав есть. Я тебе дам потом почитать.
У меня голова пошла кругом. Какой устав? Какое положение? Что он несёт вообще?
– Ром, – сказала я. – Ты перекурил, по-моему. О чём речь, я не догоняю. Может кто-нибудь по-русски объяснить, что здесь происходит?
Я посмотрела на Макса Одинцова. Вроде он выглядел адекватней остальной компании.
– Арин, всё просто, – сказал Макс. – Мы не против, если ты будешь петь. Но по уставу взять девочку в группу мы не можем, поэтому формально солистом будет он, – Макс кивнул на Тимбу.
Тимба уставился на него. "Ну вот, опять началось", – без труда читалось на его лице. Знаете, я всегда обожала его способность мимикой что угодно изобразить без слов.
– Если ты согласен, конечно, – добавил Макс. – Мы никого ни к чему не принуждаем.
– Именно! – подтвердил Зуев (куда же без него).
– Дебилизм, – буркнул Тимба.
Я тоже так считала. А ещё я думала о том, как он вкусно пахнет, и о том, что мы наверняка поцелуемся сегодня позже, когда пойдём домой. Нам ведь в один подъезд. Эта мысль и волновала, и вызывала приток адреналина в кровь.
И никакие Зуевы нам больше не помешают.
– Дебилизм – не дебилизм, – ответил Макс. – Но таковы правила. Понимаете, пра-ви-ла. Не мы их придумали, и не нам отменять. Да чего ты боишься, Тимофей? Никто ж не заставляет тебя по-настоящему петь. Тебе вообще не нужно будет делать ровным счетом ни-че-го. Ты просто будешь числиться солистом… на бумаге.
– Точно, – поддакнул Роман. – На бумаге. Увековечишь своё имя, так сказать, эмм… в анналах, для следующих поколений амадеусовцев.
И все посмотрели на него с уважением. Ну да, хорошо сказал. Даже я оценила.
– Ромк, да ты философ прям. Этот, как его… Диоген, – выразил общее восхищение Макс Ломов.
Позже я узнала, что в группе его называли Младший Макс, или просто ЭмЭм.
– Диоген жил в бочке, – с сомнением отозвался Зуев. – Не уверен, что мне это подходит, мелкий. Вообще-то я собирался жениться и брать ипотеку. И, кстати, моя будущая жена уже звонила и спрашивала, во сколько сегодня я соизволю притащить к ней свою задницу, поэтому, друзья, предлагаю ускориться с решением некоторых организационных моментов. Миронов, хватит ломаться, соглашайся, давай. Выручай свою даму сердца. Хотя на самом деле, открою тайну, мне без разницы, кто это будет, лишь бы парень. Вы же поняли мою мысль, да, ребятки? Нам в группу нужен мальчик, чтобы вписать его имя в дополнение к уставу, и только. Так-то я не знаю, Арин, может Саня согласится? Он же учился в
