Пушкин и Натали - страница 14



Эстет «безумного и мудрого» осьмнадцатого столетия, князь Николай молод, богат, умен – везде, при всех европейских дворах принят и обласкан. Николай Борисович выполняет волю императрицы, он покупает произведения живописи для государыни, для Эрмитажа, но не забывает и о себе.

У князя Юсупова особый талант – творения великих европейцев: Рубенса, Тициана, Корреджо, Греза, Виже-Лебрен так и плывут к нему в руки. А от сиятельного князя – прямой путь в сокровищницы Петербурга и в подмосковное Архангельское.

Великолепный, полный изысканной роскоши дворец, собранные в нем коллекции старинного фарфора и серебра, богатейшая библиотека – «ученая прихоть» старого князя, чудесный парк, населенный мраморными кумирами, – все в Архангельском пленяло воображение Пушкина.

Не без гордости показывал гостю екатерининский вельможа свою картинную галерею, одну из лучших в России, соперничавшую разве что с императорской коллекцией в Эрмитаже. Какое созвездие великих: Буше, Корреджо, Тьеполо, Канова, Герен!

Беспечно окружась Корреджием, Кановой…

В числе величественных творений, что украшали стены дворца в Архангельском, был и совсем небольшой этюд кисти Пьера Нарцисса Герена «Эней и Дидона», написанный художником к большому полотну, хранившемуся в Лувре. Но вот этот живописный этюд и привлек внимание Пушкина. Именно его сюжет: «Эней рассказывает Дидоне о несчастиях Трои» и был представлен в той живой картине, что вызвала восторги гостей на святочном балу у князя Голицына. И соединенной с именем невесты поэта.

А, быть может, на «Геренову Дидону» указал Пушкину сам хозяин? И надо полагать, что разговор меж поэтом и князем тем мартовским днем шел и о недавнем, столь нашумевшем в Москве представлении – живых картинах у князя Голицына.

Старый князь большой знаток женской красоты. Женолюбив – в его жилах клокочет знойная татарская кровь. Княжий «гарем» так и остался тайным, и уже никому не узнать, сколько красавиц – русских, итальянок, француженок – являли свою снисходительность российскому меценату. По свидетельству известного историка Д.Н. Бантыш-Каменского: «Князь Николай Борисович Юсупов … даже в старости маститой приносил дань удивления прекрасному полу».

Ценитель изящных искусств. Ценитель женской красоты. И уж не мнением ли князя Юсупова о двух юных московских красавицах интересовался тогда Пушкин? И был несказанно рад, что восторги старого вельможи оказались созвучны его чувствам!

Я слушаю тебя: твой разговор свободный
Исполнен юности. Влиянье красоты
Ты живо чувствуешь. С восторгом ценишь ты
И блеск Алябьевой и прелесть Гончаровой.

Каждой из красавиц воздано должное.

Живая картина, в коей участвовала Натали Гончарова, и с таким блеском, что, и сама того не желая, заставила говорить о себе всю аристократическую Москву, удивительнейшим образом связана с шедевром из собрания русского мецената князя Николая Юсупова.

И этим двум картинам – живой и живописной – суждено было стать знаковыми в истории любви Пушкина и его избранницы!

На набережной Мойки

Картина французского живописца после смерти старого князя, последовавшей в июле 1831-го (и вызвавшей эмоциональный отклик Пушкина: «Мой Юсупов умер»), еще несколько лет служила украшением дворца в Архангельском. Затем, по воле князя Бориса Николаевича Юсупова, единственного сына-наследника, ее в числе других шедевров доставили в Петербург.