– Но места занимаются в соответствии с купленными билетами, – злобно прогавкал служитель оперы и, схватив меня за плечо, стал проталкивать между подлокотников.
– Отсюда, – Наташа толкнула меня в бок, да так, что я чуть не вылетел за ограждение, – будет лучше видно ту сцену с лебедем.
– С быком, любимая.
– Я это и имела в виду, – Наташа плюхнулась в кресло.
Сначала лицо капельдинера исказила гримаса отвращения, а затем разочарования, и он испарился. Мы с Иваном просто заняли два оставшихся места.
– Всё это так романтично! – Наташа продолжала упиваться атмосферой. – Любовь, роковая женщина, игрушка для колки орехов!
– Игрушка для колки орехов? – недоумевал Иван. – Какая игрушка?
Свет в зале стал гаснуть.
– Всё-всё, начинается, тс-с-с, – подсказывала нам Наташа.
Под гром аплодисментов вышел пожилой мужчина с глазами пьющего крепостного. Того гляди упадёт в оркестровую яму.
– Ванюш, кто этот крендель во фраке?
– Дирижёр, милая.
Крендель извлек из-за пазухи палочку, сделал ей несколько неуловимых движений… и началось…
Трам-пара-пара-пара-пам! Пара-пара-пара-пам! Пара-пара-пара-па-а-ам!
После сыгранной дикой скороговоркой увертюры вступил хор солдат:
В карауле
жизнью улиц
мы живём по часам.
Толпы народа, шум и гам!
Толпы народа, шум и гам!1
– Погодите, я что-то ничего не поняла, – губы Наташи неестественным образом скривились. – Почему на них испанская военная форма? Ванюш, ты же говорил, что этот Штрудель француз.
– Бизе, дорогая.
– Спасибо, я не голодна. Так вот, если он француз, почему они притворяются испанцами?
По сцене действительно носились мужчины в костюмах солдат, притворяющихся испанцами, и женщины в костюмах цыганок, притворяющихся испанками.
– Я рассчитывала, – Наташа яростно замахала веером, – что местом действия будет как минимум Париж или… эта, как её там… мы были там в прошлом году…
– Ницца, любимая?
– Говорю же, я не голодна!
С минуты на минуту, если верить сюжету, должна была появиться сама Кармен – знойная женщина-вамп, эдакая фам фаталь и вообще мечта любого мужчины. Зал напрягся, дирижёр нервно выкрутил руку, со сцены хором запела массовка:
Кармен, мы покорные слуги твои!
Кармен, мы тебе клянемся в любви!
И тут на передний план выкатился персонаж полотен Кустодиева: пышная, румяная блондинка в платье цвета запёкшейся крови. Наверное, тоже из массовки. Так-так, а где же сама Кармен?
Что судьбою дано,
того не избежать!
– почему-то пропела толстушка, и откуда-то сверху на неё посыпались лепестки роз.
Мои глаза, кажется, оказались на лбу, Иван поёжился. Мы оба с опаской посмотрели на Наташу:
– Разве это не партия Кармен? – спросила она, как ей казалось, шёпотом. – Почему её исполняет это существо?
– Видимо, милая, – перегнулся через меня Иван, – это теперь модно, чтобы цыганок играли…
– Жирные блондинки? – почти прокричала Наташа.
Взоры партера обратились к нашей ложе.
Любовь беспечна и капризна,
и нам не избежать беды,
– распиналась на сцене Кармен, утопая в лепестках сыплющихся на неё цветов, —
В её игре стать жертвой призван
любой из нас, и я, и ты!
Я впечатался в кресло, а Наташа всё негодовала:
– Конечно, тебе не избежать беды, тупица, слишком много кружев для такой фигуры, и вообще…
– Но, зайка моя, – бедный Иван, мне было его почти что жаль, – главное ведь это вокальные данные и…
– Главное – как это выглядит! Я теперь не смогу выложить сторис!
– Ребята, может, послушаем оперу? – предложил я и тут же пожалел о том, что вообще подал голос.
