– Первая конная армия в течение почти целого года на разных фронтах разбивала полчища самых лютых врагов рабоче-крестьянской власти… Гордо реяли красные знамена, орошённые кровью павших за святое дело героев, окроплённые радостными слезами освобождённых тружеников. И вдруг совершилось чёрное дело, и целый ряд неслыханных в рабоче-крестьянской армии преступлений. Эти чудовищные злодеяния совершены частями одной из дивизий, когда-то тоже боевой и победоносной. Выходя из боя, направляясь в тыл, полки шестой кавалерийской дивизии, тридцать первый, тридцать второй и тридцать третий, учинили ряд погромов, грабежей, насилий и убийств. Эти преступления появились ещё раньше отхода. Так, восемнадцатого сентября совершено было два бандитских налёта на мирное население; девятнадцатого сентября – три налёта; двадцатого сентября – девять налётов; двадцать первого числа – шесть и двадцать второго сентября – два налёта, а всего за эти дни совершено было больше тридцати разбойничьих нападений…
По мере того как читался приказ по армии и медленно приближались бронепоезда, росла напряжённость в рядах конных и растерянность с нервозностью в пеших рядах «замаранных» конармейцев. Стояла почти абсолютная тишина, нарушаемая только стуком колёс приближающихся бронированных вагонов, которые казались символами неотвратимости грядущего возмездия. И до всех, казалось, только теперь стал доходить истинный смысл событий, произошедших в последние дни и недели в Первой конной армии товарища Будённого. Казалось, что и голос Минина, продолжающего чтение исторического приказа, становился всё более громким и непостижимо грозным:
– В местечке Любарь двадцать девятого, десятого, произведён был грабеж и погром мирного населения, причем убито было шестьдесят человек. В Прилуках, в ночь со второго на третье, десятого, тоже были грабежи, причем ранено мирного населения двенадцать человек, убито двадцать один и изнасиловано много женщин. Женщины бесстыдно насиловались на глазах у всех, а девушки, как рабыни, утаскивались зверями-бандитами к себе в обозы. В Вахновке третьего, десятого, убито двадцать человек, много ранено изнасиловано. Сожжено восемнадцать домов. При грабежах преступники не останавливались ни перед чем и утаскивали даже у малышей-ребят детское бельё.
Знакомый с содержанием приказа, знавший, что текст его вот-вот будет дочитан, Ворошилов обернулся и нашёл взглядом Будённого. Даже с большого расстояния они без слов поняли друг друга. Будённый выхватил из ножен свою тяжёлую казачью шашку. Готовый отдать любую, самую жестокую, команду, он опустил руку с оружием и теперь чуть касался длинным клинком ноги в стремени. От прикосновений шашки стремя время от времени позванивало, как маленький колокольчик.
– Там, где прошли преступные полки недавно ещё славной Первой конной армии, – дочитывал приказ Минин, – учреждения советской власти разрушены, честные труженики кидают работу и разбегаются при одном слухе о приближении бандитских частей. Трудовое население, встречавшее когда-то ликованием Первую конную армию, теперь шлёт ей вслед проклятия…
– Слушай мою команду, – продолжил командовать Ворошилов. – Командиры и комиссары, знаменосцы со знамёнами полков, ко мне шагом… марш!
Растерянно переглядываясь, делая руками знаки знамённым группам, нестройно и ошеломлённо командиры начали выходить из строя. За ними двинулись знаменосцы. Комиссаров среди вышедших людей не оказалось. Верхом на коне навстречу им и двинулся сам Ворошилов в сопровождении Зведериса и Хмельницкого.
