Дразня наших девушек, он говорил:
– Эх, вы, слабый пол!.. Сейчас пойду, облюбую себе мертвую девицу, раздвину ей ноги и проверю, чтобы она была целочка. Хочу увидеть хоть одну в мире целочку.
Девчонки наши, конечно, стеснялись и дулись. Москвички махали на него руками:
– Борька, дурак! Как ты можешь говорить такое?!
Провинциалки злобно переглядывались:
– Уж если он нас не стесняется, то хоть бы имел уважение к покойникам!
Вообще привыкание к трупам и работа на них – это очень трудное и специфическое дело для начинающего студента-медика. Многие из нас нервничали – мы были слишком молоды для такого испытания. Но наши ветераны-фронтовики были в секционном зале спокойней других – уж они-то на смерть насмотрелись.
Преподаватели распределяли – кому какую часть трупа вскрывать для изучения. Мы подходили робко, впервые скальпелем рассекая тело. Хоть и мертвое, но все-таки – тело же! Особенно неловко было вместе с девушками рассекать и изучать половые органы.
Тут у Бориса вырывалось особенно много сальных острот.
– Девчонки, девчонки, скорее сюда! – звал он.
Они заинтересованно подходили:
– Что ты нас звал?
– Глядите – какой громадный член у этого мужика. Представьте себе, какой длины он был в состоянии эрекции!
– Ну тебя к черту!
В другой раз, разрезая ткани, он говорил:
– Ого, а эта дамочка хоть и молодая, а была игривая – от девственной плевы совсем ничего не осталось. Представляете себе, сколько мужских членов скользило по этому влагалищу?
Опять были упреки, злоба и обвинения в нахальстве. Есть поговорка: «Курица – не птица, медичка – не девица», но наши были такие молодые и выглядели такими невинными, что я не решался шутить развязно – это было не в моем духе. Я позволял себе пикантные остроты, но большей частью выражал их стихами. Я с детства писал стихи и на первом курсе сочинил целый цикл «Анатомия любимой». В нем я воспевал прелести разных частей женского тела. И с гордостью читал их нашим девушкам. Вот одно из них:
Скрыты юбкой по колено
Ножки стройные у вас,
С них украдкой, неизменно
Не свожу я жадных глаз;
И скользя наверх за ними,
Потерял совсем покой —
Только ножками одними
Вечно занят разум мой.
Как умеете вы скрыто
Приманить, потом спугнуть,
Топнуть об пол так сердито
И кокетливо чуть-чуть.
Как, играя, незаметно
Все вы можете сказать,
Неужели, ножки, тщетно
Суждено мне вас желать.
Я прошу совсем немножко —
Каплю вашего огня:
Девушки слушали с интересом, а я делал паузу и заканчивал:
Ах, придите, прелесть-ножки,
Ах, раздвиньтесь для меня.
– Володька, какой противный! – взвизгивали они после неожиданного конца.
Но поэтическое мое самолюбие было вознаграждено их заинтересованным вниманием.
Много раз я робко пытался привлечь внимание блондинки Лены (впрочем, не решаясь начинать с чтения таких стихов). Но она никак не реагировала на мои старания. Девушки из группы заметили это и сказали:
– Напрасно стараешься, Ленка уже встречается с другим – с Гришкой со второго курса.
Все-то они замечали и все знали!
В мое поле зрения попала полная шатенка из соседней группы – Роза. Я размышлял, с чего начать заигрывание, но она сама проявила инициативу:
– Помоги мне разрезать ногу этого трупа – мне страшно одной, – сказала она.
Мы встали рядом и рассекали ткани. Роза несколько раз как бы невзначай прижималась ко мне все сильней и кокетливо улыбалась большими серыми глазами. Вот ситуация! – любовное заигрывание при вскрытии покойника. Я резал кожу и мышцы, а меня обдавало жаром от ее прикосновений – вспыхивали юные гормоны. От близости живого женского тела я готов был рассекать то, мертвое, целый день. Только бы она стояла рядом.
