– Понятно, понятно, – секретарь, казалось даже как-то осел и лицо его приняло выражение тяжелой задумчивости. – Идите, госпожа, а то он может что-нибудь заподозрить.
Когда Герцогиня скрылась, секретарь опустил руки в карманы и нащупал там пустой пузырек.
«Дело может сильно осложниться, – подумал он мрачно. – Я не рассчитывал, что эта беспардонная сволочь так ей понравиться. Если бы он не был нам нужен как единственный пилот корабля, я бы с большим удовольствием дал ему яд, а не снотворное.»
В этом момент дверь спальни приоткрылась, и из нее выскользнул слуга. Секретарь успел схватить его за рукав и зло прошипел:
– Ах, паршивец, что ты там делал так долго?
– Господин пожелал разговаривать со мной.
– О чем? Ну? – секретарь тряхнул мальчишку так, что чуть не разорвал рубашку.
– О погоде, о столице и дворце, – слуга испуганно смотрел на секретаря. – Белый господин сказал, что ему нравится этот дворец.
– Он выпил кофе?
– Да, господин. Выпил и сказал, что кофе очень вкусный.
– Ладно, – секретарь наконец отпустил слугу и тот, улучив момент, чтобы не получить затрещину, бросился прочь.
Через несколько минут в дверях спальни опять появилась Герцогиня. Она была уже не в кружевном пеньюаре, как в прошлый раз, а опять в своем вечернем серебряном платье, немного помятом и не до конца застегнутом. Диадему и перчатки она держала в руках.
– Он уснул, – сказала она. – Можно ехать и заканчивать бал.
– Подождите, Ваше Величество. Все нужно проверять.
Секретарь вошел в мягко освещенную бра спальню. Герцогиня последовала за ним. Оба встали у кровати.
– Он так благороден даже во сне! – Герцогиня наклонилась над спящим и коснулась губами его щеки. – Тебе никогда не стать таким, даже если бы свершилось чудо, и твоя кожа посветлела, а профиль принял классические очертания. Ведь даже сейчас его выражение лица прямо свидетельствует о том, что его голова не может содержать в себе ни одной самой коротенькой коварно-кровавой мысли, которыми вечно набита твоя башка.
– Ладно. Допустим, он гораздо лучше меня, – секретарь тоже наклонился, приоткрывая одно веко спящего. – Но клянусь, что ему нет равно никакого дела до вашей судьбы и тем более до спасения вашей короны, и он при возможности будет наблюдать ваше обезглавливание с той же долей интереса, что и при сегодняшнем созерцании ваших прелестей. Все земляне неисправимо больны корректным созерцательством, которое у них называется «закон невмешательства», и это сегодня погубит их. Они умрут даже не подозревая за что.
– Как ты умеешь все опошлить! – Герцогиня поморщилась.
– Зато я готов пойти ради вас на любое преступление. Даже могущество Содружества не остановит меня, если для пользы дела понадобились жизни ее посланцев. Я принадлежу Вашему Величеству и душой, и телом, всецело и полностью.
– Черной душой и черным телом! – Герцогиня взглянула на него с мстительной ухмылкой. – Ну? Ты меня упрекал, что я задерживаю события, а сам?
– Сейчас.
Секретарь нащупал в вороте своего костюма золотую с бриллиантом булавку и, вытащив ее оттуда, опять наклонился над спящим и взял его за руку.
– Что ты собираешься делать? – воскликнула Герцогиня почти с испугом.
– Всего лишь последняя проверка.
Секретарь резко ткнул острием булавки под ноготь спящего, но тот даже не шелохнулся.
– Ты ненормальный! – Герцогиня отпихнула секретаря, перехватывая руку землянина и прижимая ее к губам.
