Путь мира - страница 62

Беатрис разделась и залезла под одеяло:

– Расскажи мне сказку. И не уходи, а то мне одной страшно.

– Хорошо, только ты закрой глаза и засыпай, – Эмиль присел на кровать рядом с ней. – Жили –были дедушка и бабушка, старые-престарые, детей у них не было, был только песик – черный носик…

Беатрис сладко зевнула, засунув ладошки под подушку, и вскоре уснула. Эмиль тоже не заметил, как его веки смежила сладкая дремота, по телу разлилось блаженное тепло, и незаметно подкрался сон…

Побеспокоил его резкий свет фонаря.

– Будьте так любезны, не светите в глаза, – прошептал он, ему все еще казалось, что это продолжение сна.

– Какая идиллия! Принц, дремлющий в ногах у маленькой спящей плебейки! – раздался ужасно знакомый женский голос.

Эмиль окончательно проснулся: тени с пятнами фонарей превратились в гвардейцев стражи, обладательницей резкого голоса несомненно была Великая Герцогиня собственной персоной.

– Имей совесть, Флорена, не тревожь ребенка, – сказал Эмиль тихо, чуть хрипловатым спросонок голосом, осознавая, что опять становится пленником и может быть даже обреченным на скорую смерть. – Зачем здесь так много солдат, моя дорогая? Пусть они убираются на улицу и не думают шуметь.

…Марринг стояла у крыльца на коленях, удерживая собаку за ошейник. При появлении Эмиля в наручниках, конвоируемого гвардейцами очень грозного вида, она опустила голову, тихо сказав: «Простите, Ваше Высочество».

– Я не держу на вас зла, – Эмиль вздохнул. – Будьте счастливы…

Великая Герцогиня обернувшись, смотрела на безмолвного землянина, сидевшего между двумя дюжими стражниками. По сравнению с ними он казался хрупким и утонченным, как серебряная статуэтка рядом с изваяниями из чугуна. Но она уже знала, что это изящное-красивое, кажущееся изнеженным тело на самом деле в нужный момент становиться выносливым и нечеловечески сильным, что это кроткое до полной подавленности и покорности судьбе выражение лица вовсе не есть отражение состояния его духа, и что, в сущности, все его существо можно сравнить с туго скрученной острой стальной пружиной в бархатном чехле, коварной и жаждущей освобождения. Самое время было покончить с этим опасным человеком раз и навсегда, забыть о его существовании и избавить себя таким образом от уже довольно долго тянувшегося постоянного страха за свою репутацию. Но странное дело, хотя разум и взывал к этому совершенно правильному с точки зрения логики поступку, но сердце было абсолютно против такой развязки. Наоборот, оно еще больше вспыхивало восхищением и страстным желанием, и сладу с ним не было никакого. Казалось, что душа Великой Герцогини распалась на две половинки: одна оставалась по прежнему холодной, рассудочной и жестокой, заботящейся только о своей выгоде и власти, безразличной к тем, кто был в этот момент рядом, и враждебной ко всему, что вставало поперек ее пути; вторая же, имевшая даже нежное женское имя, была теплой и мягкой, беспечной наперекор всему и ослепленной любовью, как бабочка свечой.

Только когда флаер сел на площадке Горного замка, Великая Герцогиня очнулась от раздумий. Две половинки души казалось наконец пришли к взаимоудовлетворяющему соглашению и перестали бороться друг с другом.

«Я буду приучать его к повиновению, приручая как дикого зверя и одновременно вытравливая из своего сердца эту глупую слабость. Он должен принадлежать мне душой и телом, а не я ему. Прочь все иллюзии: ломая его волю, я буду постепенно искоренять проклятое чувство и у себя. Да, поначалу мне будет больно смотреть на то, как он, униженный несвободой, постепенно теряет свое обаяние и красоту. Но это настолько растянется во времени, что постепенно он надоест мне и у меня появятся иные интересы. – Так звучал в ее мозгу голос рассудка. Но другой, нежный голос из глубины сердца тоже нашептывал свое: – Ах, Флорена, он снова будет рядом, все волнения и страхи позади. Главное – он снова с тобой. Ты опять сможешь видеть его, чувствовать прикосновения его мягких рук, разговаривать с ним, просто знать, что он жив, и думать о нем всю ночь напролет. Твое счастье опять будет с тобой, стоит тебе только захотеть этого. Оно будет бесконечно, а все остальное – ерунда.»