– Потому что ты тут же нашел себе неумытую подружку из самых низов. Да ты понимаешь, что даже одна панибратская фраза с этой черномазой плебейкой унижает всех белых герцогов сразу!
– Ах, простите, Ваше Величество. Я и не подозревал, что мое поведение так оскорбило всех этих местных высокородных особ, – Эмиль искусно разыграл удивление с легкой примесью презрительного высокомерия. – Иерархические традиции землян, понимаете ли, несколько иные нежели в вашем славном государстве. Истинное благородство у нас – это не столько гордость за свою биологическую принадлежность к выдающейся родственной линии, сколько осознание своей полезности, ответствнность за других и огромное количество прочих добровольных обязанностей. Я, как благородный человек, очень благодарен этой добрейшей простолюдинке. Ведь она практически спасла мне жизнь. Она лечила меня, она дала мне, раненному, кров и пищу, она была очень мила и терпелива со мной…
– И тем не менее, надеюсь, ты, наконец, понял, что эта безродная тварь, да и другие, подобные ей, не могут быть твоими товарищами. Они настолько мелки, что сразу же предали тебя, как только им предложили за сведения о твоем местонахождении какие – никакие деньги. Эти плебеи ничуть не лучше скота для забоя!
– Но, Флорена, – Эмиль вздохнул. – Ты все-таки вернула меня обратно, я опять в твоей власти и, кстати, не без помощи этой же бедной женщины. Ты так презираешь этих несчастных людей, называешь плебеями и даже скотом. Но ведь они продали меня точно так же, как ты меня купила…
Великая Герцогиня, мгновенно побледневшая от гнева, хотела было в бешенстве влепить землянину звонкую пощечину, но тот интуитивно ловко заслонился рукой, в результате чего ее правая ладонь наткнулась на железо его наручника. Ахнув от боли, Флорена затрясла кистью:
– Как ты смеешь сравнивать меня и их! – почти в истерике крикнула она. – Ты! Ты, которого я полюбила за гордую утонченность чистокровного принца…
Эмиль встал и осторожно взяв ее руку, ту самую, которая даже покраснела от неудачного удара, склонился и подул на нее, а потом нежно поцеловал.
– Я не хотел тебя обидеть, Флорена. Прости, если я сгоряча наговорил чего-то лишнего, – сказал он тихо и опять прикоснулся губами к ее пальцам.
Великая Герцогиня молчала, прерывисто дыша. Землянин выпрямился и теперь стоял перед ней, глядя прямо в глаза. Этот мужчина, сейчас такой растрепанный, в нелепом простонародном наряде, с загорелыми руками и лицом, заметно прихрамывающий на правую ногу и, вдобавок, скованный уродливыми цепями, определенно влиял на нее каким-то странным умиротворяющим очарованием. Хотела она этого или не хотела – достаточно было одного его прикосновения, одного нежного слова, и она была в его власти. Во власти той самой сладкой и одновременно мучительной иллюзии, которая была создана ей самой по его подсказке.
Правительница дотянулась левой рукой до колокольчика на столике:
– Немедленно освободите принца от этого ужасного железа, – приказала она появившейся страже и слугам. – Скорее и осторожнее, олухи. За каждую царапину отвечаете головой.
Цепи были сняты уже через минуту, а одна из служанок резво бухнулась на колени перед Эмилем и начала осторожно промакивать антисептиком те места на запястьях, где только что были браслеты оков.
– Сколько раз повторять, что мне нравиться умываться самому! – Эмиль отмахнулся от служанки. – И как ты их только терпишь, Флорена? Нужно быть воистину героем, чтобы отдать себя в их руки!
