А он грустно улыбнулся и спросил, прокашлявшись:
– Дочку мне родишь?
Расписались они тихо и скромно, благо, на тот момент Игнат уже был разведён, а жить вместе начали и того раньше, в день, когда Игнат увёл Варвару с моста, домой уже не отпустил. Вскоре и дочка родилась. Назвали Верой, и то, что должно объединять, окончательно отдалило их друг от друга. Теперь и вместе они находиться не могли, и порознь. Никак. То, что сильнее чувств, держало на коротком поводке, обоих.
Кто сказал, что привораживается только один из двоих? Как бы не так. Оба! Эта странная тяга убивала их, превращая каждый новый день в пытку. Но только Игнат не понимал природу этой страсти, а вот Варвара знала наверняка. И во всех своих несчастьях обвиняла бабу Валю, напрочь забыв о том, что старушка предупреждала её о последствиях.
Родители со временем простили Варю, в её дочке души не чаяли, и та отвечала им взаимностью. Родителям ненужная, бабушке с дедушкой Верочка отрадой стала. И пока родители разбирались в собственных страстях и обидах, девочка почти переселилась к старшим родственникам. Так и жили.
Игнат, не в силах объяснить себе собственного состояния, при котором Варвара оставалась магнитом, притягивая и отталкивая одновременно, не в силах противостоять самому себе, он начал всё чаще прикладываться к бутылке. Он ходил к Антонине, общался с сыновьями, а потом выл от отчаяния, понимая, что собственными руками разрушил то, что имело огромную ценность. К Варваре он испытывал жгучую ненависть, но и тяга никуда не ушла, его по-прежнему тянуло к ней, он не мог без неё, как без воды или воздуха, но возвращаясь домой, каждый раз учинял скандал, не умея справиться с раздражением и злостью. Срывался на дочь, бил посуду, крушил мебель, пугая малышку, но её слёзы не тревожили его души, не находили отклика в ней, напротив, ещё большую злость вызывали, почти безумную. Сколько раз он давил в себе дикое, почти безотчётное желание схватить нож… или серп, или же просто кулаком ударить так, чтобы дух вышибить. Из жены, из этого вечно кричащего существа, такого непохожего на его обожаемых сыновей! Вера казалась ему гадким утёнком, её внешность разве что жалость могла вызвать, да и то… жалость, смешанную с отвращением, и не понимал он, что уродливой девочку видит только он, его реальность подчинена чувствам, она искажает восприятие.
Отчего так происходит, знала только Варвара, она прекрасно помнила тот злополучный день, когда отважилась обратиться к бабе Вале за приворотом. Верила ли она тогда в силу приворота? Понимала ли, что он существует? Да нет… Она была всего лишь исстрадавшейся от первой, неразделённой любви девчонкой, готовой на всё, лишь бы только с любимым побыть. Хоть совсем недолго, но побыть, упиваясь счастьем. И не думала она тогда о последствиях, не понимала, что цена её краткосрочного счастья слишком высока окажется. Связал их приворот накрепко и держит, не отпускает, и дальше держать будет, ибо хода обратного у него нет.
Эх! Лучше бы ей способности баб Валины достались! Ведь обещала же! Варвара даже обижалась на неё одно время. А после во сне увидала. Ведьма просила у внучки прощения, покаялась, сказав, что нужно было попросту выставить Варю за дверь, не помогать с приворотом. Обиделась бы, да, но судьбу бы себе не сломала. Ни себе, ни Игнату с Антониной, ни мальчишкам, ни собственной дочери… Тогда, набравшись смелости, и спросила Варя про дар. Старушка улыбнулась ласково и, пожав хрупкими плечами, ответила, что не готова Варя принять его. Он в ней, но дремлет, ждёт кого-то, кто сильнее духом, чем Варя окажется, поскольку дар тот как благо нести в себе может, так и зло, а Варвара, едва приняв его, тут же тьму призвала, пожелала того, что не ей судьбой предназначено.
