Шперрле протянул Ульриху руку.
– Вот вам моя рука, и надеюсь, что наша дружба больше ничем не омрачится.
Магнус пожал протянутую руку и улыбнулся. Шперрле уселся рядом с товарищем и сказал:
– Сегодня, должно быть, будет вылет. Я слышал в штабе говорили о наступлении. Не очень люблю ночные прогулки, но, надеюсь, будет славная иллюминация. Вообще, странное дело, город разрушен, а варвары цепляются за последний клочок земли на этом берегу. Глупость какая-то, всё равно войну выиграем мы, не проще ли сдаться и не плодить вдов и сирот. Хотя, что с них взять, они дикие и глупые.
Вы представляете, дорогой мой Магнус, что некоторые из этих безумцев затеяли? Лично сам я не видел, но мне рассказал пилот из первой эскадрильи. Русские подтянули по реке свой речной флот, и матросы на этих судах отличаются совершеннейшем безумием. Так стоит такой матрос на берегу, а наш пилот заходит на боевой разворот. Любой нормальный человек спрячется и будет ждать, когда станет безопасно, но, в крайнем случае, будет стрелять. Эти же варвары совершенные безумцы.
Так вот стоит этот матрос и ждёт, и в последний момент, когда лётчик начинает стрелять, прыгает в сторону, перекатывается, совсем как дикое животное, и снова стоит, ещё, бывало, бескозыркой машет. Вы представляете, какая наглость и животное бесстыдство. Меня прямо, как представлю такое, зло пробирает. Слава богу, что вчера эти тупые овцы и их ягнята не способны были на такое.
Шперрле рассмеялся и похлопал себя по голенищу сапога.
– Славная была забава, честное слово не жалко было и весь боекомплект расстрелять, но слава богу справился и половиной. На одну бабу только жаль, аж три захода пришлось сделать. И ведь вижу, что попадаю, и одежда в клочья и кровь, а она ползёт и ползёт, я только потом заметил, что там дальше на песке ребёнок её сидит, или не её, кто их разберёт этих дикарей с их общими коммунами. Но с третьего захода я их обоих накрыл, очень славно получилось, взял немного большее упреждение и ровно так прошёл, красота!
Мечтательно закрыв глаза, Шперрле с удовольствием пережил в памяти момент своего триумфа.
– А вы сами очень славно разнесли в клочья их посудину, просто загляденье! Я был в экстазе. Помню в одной замечательной пьесе шедевральные слова: «Какое неистовое наслаждение – приходить в экстаз от желания смерти!» Это про нас, дорогой Магнус, это про нас. Мы подобны ангелам смерти, несём возмездие и ужас!
– Возмездие и ужас. – Как эхо повторил за своим товарищем Ульрих. – Возмездие и ужас. Звучит очень хорошо.
В темноте аэродрома завыла сирена.
– Вот! – Обрадованно воскликнул Шперрле. – Я же говорил! Поспешим, а то всех русских поубивают, и нам будет совершенно нечем заняться. Только и останется, что отправиться в лучшую Берлинскую пивную, напиваться и волочиться.
Слегка поморщившись от нарисованной перспективы, Ульрих легко поднялся, и отряхнув брюки, быстро направился за уже бежавшим к самолётам Шперрле.
Глава 4. На краю огня.
Начавшаяся как-то неуверенно атака немцев превратилась в настоящий решительный штурм. Видимо, на это раз фашисты решили любой ценой захватить участок берега, к которому не могли пробиться уже несколько недель. Силы защитников таяли, но позиции стояли незыблемо, постоянный поток подкрепления собственным своим кратким существованием поддерживал эту невидимую стену, отгораживающую звериную ярость фашисткой нечисти от исчезающе тонкой полоски берега.
