Путь стрельбы - страница 3

Тело продолжает дергать спуск, пистолет щёлкает вхолостую.

Маска встаёт за Лёней. Паясничая, сгибается, рассматривая в упор, как Лёня кривиться от раны. Выпрямляется, весело-издевательски говорит:

– О! Френдли фаяр. Или это лавли фаяр? Ну, как минимум факли.

Я перестаю давить спуск, рука падает, роняя пистолет. Медленно выпрямляюсь, натужно дышу, загоняя эмоции под маску. Не получается. Паника с яростью прорываются, я с яростным воплем «сука!» кидаю в Маску пистолет.

Тот, чуть шевельнувшись, уклоняется. Вытягивается «смирно», с легким вежливым кивком говорит:

– Спасибо, у меня свои.

Засовывает руки за спину, достаёт два пистолета с глушителями. Изогнувшись в ломаное пугало, задрав локти вверх, наводит на Лёню и Митю. Спрашивает:

– Угадай, с какой руки?

Я стою, сотрясаясь крупной дрожью. Молча смотрю на Маску. Сказать ничего не могу, потому что понимаю, что бесполезно.

Взгляд сам собой дёргается на стон Лёни.

Маска, весело:

– О, угадала! Сначала добьём раненого, а то он как-то не серьёзно мучается…

Маска чуть водит стволом, выцеливая точку. Стреляет. Лёня визжит и вскидывается от боли, начинает биться в агонии, вытягивая полосы скотча.

Маска:

– Ну вот, другое дело. Теперь…

Второй пистолет начинает чуть гулять, выцеливая точку на Мите, оцепенело лежащем на полу.

Сознание – сносит. Я визжу «Нееет!» и кидаюсь Мите. Маска стреляет.

Ногу дёргает, она подламывается. Падаю. Крича и брызгая слезами и соплями, ползу к Мите. Мыслей – нет. Безумная надежда успеть закрыть собой – не мысль.

Лёня сотрясается от попадания пули, выгибается дугой от боли. Глаза распахиваются, взгляд цепляется за меня. Рот беззвучно кричит «Мама!»

Я кричу.

Точней, я пытаюсь кричать, потому что воздуха уже нет, но диафрагма, брюшные и межрёберные всё давят и давят, пытаясь выплеснуть криком хоть чуть-чуть эмоций. И только вот от этого ощущения, я просыпаюсь. Со спазмом диафрагмы и остальных выдыхательных мышц.

Как говорила, я – не писаюсь.

Потом – долгие десяток секунд, когда я катаюсь по полу или кровати. Мозг задыхается, его накрывает чёрной подушкой кислородного голода. И я колочу себя по животу, чтобы расклинить спазм. Ещё колочу, чтобы хоть чуть-чуть выпутаться из сна в реальность, где мне можно не кричать.

Потом – вздох. Яростный. Наперекор крику. Весь пронизанный «дыши, сука!».

Потом я лежу, и дышу. Управляя каждым вздохом. Вставляя на место дыхательный рефлекс, выбитый сном.

И – отстраняюсь от сна. Уговаривая себя, что это – сон. Несмотря на то, что он – с полным погружением, как воспоминание. И что в нём – детали, включая тактильные воспоминания, типа открывания замка, которых в памяти быть не должно.

И да, для специалистов. Если бы это повторялось раз за разом одинаково – ну да, понятно. Но проблема… то, что добивало меня, была в том, что – ни хрена! Одинаковой была концовка, вот этот Митин взгляд и – крик.

А обстановка случалась разной. Менялась квартира. Пару раз была подземная парковка. Один раз – пляж у моря.

Который меня и добил.

Я не бывала на море. Я не видела своими глазами морской горизонт на закате. И не нюхала солёно-йодистый воздух…

В общем, вот такой сон. Вот так снился.

Как, наверное, догадались, я перепробовала всё, чтобы он не снился. Всё не летальное. И уже задумывалась над летальным.

И да. Всё это – в футляре бизнес-киборг-леди. Потому что суть, корень моей проблемы, как я поняла позднее, был в том, что мне было проще умереть, чем сойти с ума, перестав мыслить логично из-за столкновения с необъяснимым с позиции «общей согласованной реальности».