– Молодец, солдат, можешь идти.
Когда юноша покинул их, главный высокий сын лукаво улыбнулся Бирту.
– С почином тебя, генерал.
– Победа была предсказуема. Конные сотни благородных Царна и Ниста обеспечат нам контроль над имперским трактом, и уже через четыре дня армия будет под стенами Черной цитадели.
– Но не вся.
– Да, – поморщился генерал, – не вся. Личные войска принца, как Орден того и хотел, пойдут на восток – захватывать Зантиртан, а еще три тысячи займут прочие города и деревни страны. Указы его величества не обсуждаются, но я вновь повторю, что возражаю против этого.
– Почему же?
– Распыление сил на войне преступно, даже когда имеешь дело со столь слабым противником, как Империя. К тому же, я полагаю, что Шахрион запрется с армией в Черной Цитадели, а это мощная, почти неприступная твердыня. Мне понадобятся все имеющиеся силы, чтобы выкурить его оттуда, тем более что чародеи ничего не смогут поделать с заговоренными городскими стенами.
– Понимаю тебя, – кивнул высокий сын. – Но не в силах поддержать – слово сказано.
– Сказано, – вяло подтвердил генерал. – А значит, по слову и быть.
– Вот видишь, благородный Бирт, ты сам все понимаешь, – снисходительно заметил священник.
– Не все. Мне не ясно для чего нам нужны деревни и городки, затерянные в лесной глуши. В них нет гарнизонов, нет складов, не уверен даже, что есть чем поживиться.
– Давайте дождемся утра, тогда вы все увидите своими глазами.
Генерал недоверчиво покосился на собеседника. Ему очень не понравился тон, которым были произнесены последние слова. Этот орденец, он как кошка – ласково мяучит, спрятав когти в мягких подушечках лап, но чуть что не по нему – чирк, и бритвенно-острые лезвия устремляются в горло жертве.
– Как пожелаешь, высокий сын, – Бирт склонил голову в поклоне. – Проклятый дождь! Ты как хочешь, а я собираюсь остаток ночи провести в шатре!
***
Пятый день третьего месяца лета 35-го года со дня окончания Последней войны, утро.
Утром генерал в сопровождении личной свиты въехал в покоренный город. Основные силы армии вторжения уже маршировали по имперскому тракту, растянувшись змеей, и он спешил к своей армии, однако настоятельное приглашение высокого сына нельзя было просто взять и проигнорировать.
Уже на валу генерал услышал вопли, чередуемые мольбами о помощи, и нехорошие предчувствия, не оставлявшие его с утра, оформились в четкое ожидание беды. Сам город выглядел симпатично, тела убрали, а булыжные мостовые отмыли от крови. Вот только отчаяние, витавшее в воздухе, не давало сосредоточиться и нервировало даже лошадей, которые храпели и стремились пуститься вскачь, чтобы быстрее уйти прочь из этого места.
Чем ближе они подъезжали по узким улочкам к главной городской площади, тем громче становились крики и плач, и Бирт ускорился, догадываясь, свидетелем чего ему предстоит стать. Он не ошибся. Вся просторная площадь была оцеплена воинами в сюрко орденских цветов поверх хауберков. Внутри же кольца было не протолкнуться от людей, сжатых, словно селедки в бочке. Все выжившее население города было согнано на площадь и методично вырезалось.
– А, генерал, вы как раз вовремя, – Этит, с довольной улыбкой наблюдавший за экзекуцией, помахал Бирту рукой.
– Что, во имя Отца, происходит? – в ужасе воскликнул генерал, проезжая сквозь строй церковных солдат.
– Как это что? Зло должно быть истреблено, мы и так слишком долго позволяли его остаткам дышать воздухом!
