Мысль не была окончена, но Вертран ясно видел одно: сейчас творится история, он борется со смертью. Это случилось, когда его на охоте тяжело ранила дикая лесная свинья. Еще теплилось дневное сознание после падения на землю, но минуло не так много времени, и сознание угасло, уступив место ночному сознанию. Так луна сменяет солнце, так голубизна неба чернеет с приходом ночи. Ночное сознание было невнятным. Вертран, кажется, различал слова и какие-то предметы, но все это походило на плавание под водой. Все размыто: и звуки, и движения, и очертания. Вертран ночным сознанием понял лишь одно: там, наверху свет и день, а там, внизу, его ждет холод и мрак, но что они означали, он не смог бы объяснить. Они свершившийся факт. Вертран решил вернуться назад, вспомнить, что еще происходило на охоте. Ему показалось, вернувшись к прошлому, он обретет опору, но память воскресила мелькающие картины схватки с взбесившейся дикой свиньей, затем падение на землю и угасающий взгляд выловил среди заснеженных деревьев серую долговязую тень.
Вертран не умер, как на то надеялись его младшие братья Сиус и Тувор, желавшие заполучить трон маленького, но многообещающего королевства.
«Многообещающее королевство» – словосочетание принадлежало Вертрану, его он не раз произносил, но не опускался до подробностей. Казалось, он смотрел в туманную даль будущего и сквозь холодную белую пелену видел величие своего рода. Братья особо не заостряли внимания на этих словах, их интересовали вполне земные дела, которые крутились вокруг единственного предмета – трона – массивного кресла, изготовленного из твердых пород дерева, привезенного с южных границ. Южные границы не являлись границами королевства. На самом деле, туда простиралось только влияние Вертрана. Там, на юге, жили разрозненные племена, которые и не собирались спорить с новоявленным королем, ибо ничего не могли противопоставить сплоченной армии Вертрана.
Сиус и Тувор вначале были взволнованы событиями на охоте, а затем раздражены.
– Я больше так не могу! Я не могу ждать, понимаешь, брат? – возмущался Сиус.
А Тувор, обладая более, если так можно сказать, обволакивающей натурой попытался сгладить острые углы характера брата.
– Нам остается ждать. – Сиус только собрался раскрыть рот, но Тувор остановил его жестом. – Ни слово боле. Терпение, мой брат. Только терпение.
Тувор, встав, сбросил меховую накидку и подошел к огню. Он глянул на огонь, который пожирал древесину. Дрова горели, чуть потрескивая, и давали мало дыма. «Возможно, он прав», – подумал Тувор о брате и повернулся спиной к огню, сделал шаг к столу, за которым сидел Сиус, перевел взгляд на пустующий стул и на свою небрежно брошенную меховую накидку. Вновь взгляд на стол. На столе стоял большой глиняный кувшин с высоким и узким изливом. Сосуд был покрыт глазурью, незатейливый рисунок на кувшине – вроде растительный узор – потускнел. Тувор сел на свое место, отбросив меховую накидку на спинку стула. Желтые блики огня заиграли на глиняном сосуде. Тувор протянул к нему руку и спросил:
– А где чаши? – Сиус рассеяно пожал плечами. Он был погружен в мысли о троне. – Ну, как знаешь.
Тувор взял кувшин за горловину и выпил немного вина. Темное вино вначале обожгло ротовую полость, а мгновение спустя, оставило после себя пряное послевкусие.
– Знаешь, как обучают лошадей? – спросил Тувор.
