Путь жизни - страница 2




Родители со мной. Москва, 15 января 1939 (На обороте: «Лёвушке 1 г. 6,5 мес.»)


Не могу объяснить – ни как я оказался в этом санатории, ни почему позднее в Горьком не мог ходить, хотя в санатории передвигался свободно. Возможно, резкое изменение в питании и стресс. Но позднее, уже в деревне, я вроде бы мог ходить самостоятельно, а в Михайловском (это 6–7 лет) сам ходил в детсад за 3 км.

Поскольку при постановке дома на ремонт родители выбрали временную прописку, в начале войны маму со мной и одним чемоданом эвакуировали в Горький, отец в своём издательстве перешёл на казарменное положение и до конца войны жил в спортзале издательства, где стояло сто коек.

Уезжая из Москвы, ценные хрупкие вещи мы сдали Хесе (двоюродной сестре отца), а остальные, довольно многочисленные – на государственный склад.

На этом заканчивается совместная с ним биография семьи. Когда нас эвакуировали, можно было выбрать направление. Мама назвала Горький, потому что там жил ее брат Миша. С 13.10.39 он работал старшим экономистом треста «Главмаслопром».

И ещё в Горьком в здании речного училища жил «старче» – так звали отца жены Оскара Берты. Кстати, о Берте. Оскар жил с семьей в Минске, у них было 2 дочери – Наденька моего возраста и Соня 11 лет. В воскресенье 22 июня 1941 года Оскар был на работе. Но когда объявили воздушную тревогу, бросился домой. Его перехватили на улице и загнали в бомбоубежище. А когда дали отбой тревоги, и он добежал до дома, он увидел дымящиеся развалины – в дом попала бомба. Ни одной живой души. Мертвых тел он тоже не нашёл. Правда, усмотрел на косяке своей двери превратившееся в гармошку своё кожаное пальто. Катастрофический бардак и паника – вот атмосфера первого периода войны, особенно на западе. Удар с воздуха был нанесен одновременно по расположениям воинских частей (они были подтянуты к границе), аэродромам (мы остались без авиации), крупным городам, вокзалам и путям. Поэтому способные бежать из этого ада могли двигаться на восток только пешком и тоже методично уничтожались.


Я с мамой. Москва, 1940


Была робкая надежда, что семья вместе с другими бежала из города. Может быть, имея целью Горький. И он тоже пошёл на восток и осенью добрался до Горького. О судьбе жены и детей он до конца своей жизни так и не узнал. Годы войны проработал в лесном хозяйстве в Горьковской области, потом вернулся в Минск, потом перевёлся в Брест, где женился на враче Розе, которая всю войну работала в армейских госпиталях, имела дочку Аллу (1941 года рождения). Муж Розы погиб. Они переехали в Ленинград, где жили до конца. У них был общий сын Борис рождения 06.04.1947, который нелепо умер в 15 лет. Алла сейчас в Израиле. Я тоже писал о судьбе семьи Оскара по многим адресам. И тоже безуспешно.

Девичья фамилия Розы – второй жены Оскара – была Годе с. Позже мы узнали, что родом она из Белоруссии, её брат с семьей (сын Илья и дочь) жили в Канавино, на улице Искры. Вскоре после женитьбы они (Роза с Оскаром) приезжали к родственникам в Горький, при этом известили маму, и мы там были. После этого мы не контактировали с этой горьковской семьёй.

Здесь, в Горьком, в 1989 году зародилось Общество еврейской культуры, на мероприятия которого по воскресеньям я стал ходить. На одном из этих собраний ко мне подошёл мужчина моего возраста и представился: «Я Илья Годес». Других комментариев мне не требовалось. С тех пор мы общаемся по-дружески. Для меня остаётся загадкой, как можно узнать человека через 50 лет, что сделал Илья.