– В какую, ёпт, ещё телегу?
– Пьяных в автобусы не пускают, а до деревни как-то добираться надо.
– Оскорблять меня вздумала, каракатица безмозговая! – Кукарекин почувствовал себя всенародно униженным и, размахнувшись, насколько позволило пространство, отвесил жене смачную оплеуху.
Своим криком Клавдия взбудоражила весь вагон, даже тех, кто мирно храпел в самых удалённых точках. Она рассчитывала собрать побольше свидетелей и припугнуть разураганившегося супруга. Однако спутники подобрались не геройские и, словно сговорившись, завернулись в казённые байковые одеяльца.
Единственным человеком, кому омерзительный поступок Ивана встал в горле костью, оказался Гена Толстиков. Он вылетел из укрытия, как лезвие выкидного ножа, и предстал перед растерявшимся оппонентом каменной глыбой.
– Ты меня достал, алкоголик! Собеседник, говоришь, требуется? Давай поищем общую тему. Спорт, литература, искусство, здравоохранение… Оставляю за тобой право выбора.
– А-а-а… Я-я-я…
– Значит, русский язык: алфавит. Только почему середину проглотил?
Геннадий наехал катком, намереваясь выложить Кукарекина асфальтовой дорожкой. Проще говоря, унизить. Но, чтобы не лишать себя удовольствия от процесса, он пустил в ход не кулаки, а сарказм, который наивный Иван посчитал за неуверенность и попробовал перехватить инициативу.
– Во! Говёшка с полки свалилась! С добрым утром, сынок! Ремня захотел, или простить, пока я добрый? Могём и по рецепту на обе зенки! Порядок у меня с русским…
Ни обиженные соседи, подглядывающие искоса, ни Клавдия не заметили никаких действий со стороны Толстикова, но Кукарекин вдруг схватился за воображаемую печень и стал медленно оседать на пол. Показалось, что всему виной приступ скрытой болезни, вызванный чрезмерным потреблением алкоголя, и только знаток хитрых приёмчиков, бывший сотрудник секретных органов, Гена знает истинную причину внезапного недомогания.
Испуганная Клавдия склонилась над дёргающейся мужниной тушей. Непроизвольные конвульсии она ошибочно посчитала за предсмертную агонию.
– С ним всё в порядке! – поспешил успокоить Толстиков всхлипывающую женщину, ибо та, несмотря на семейные дрязги, склонна защищать изверга.
– Это вы поспособствовали его нынешней немощи? – посмотрела она подозрительно на него.
– Провидение, – ответил Геннадий, опасаясь быть правдивым.
– Когда он придёт в себя?
– Минут через десять…
– Я бы посоветовала вам обратиться к проводнице и попросить место в другом вагоне.
– Почему же? Мне и здесь хорошо.
– Очухается мой буйвол и снова в дурь попрёт. А когда вспомнит…
Толстиков не дал договорить:
– Не вспомнит. Даже о том, что употреблял водку. И будет абсолютно трезвым.
Толстиков оказался провидцем. Поднявшись, Иван не полез на мир с кулаками, не стал искать виновных на расстоянии метра, а словно родился заново.
– Где я? Что со мной произошло?
– Ты только что вернулся из космоса! – дружелюбно потрепал его по плечу Геннадий, – Пообщался с инопланетянами. Сейчас вернётся сознание, и ты поблагодаришь жену за то, что она вырвала тебя из щупальцев злобных гуманоидов.
– Правда? – недоверчиво спросил Кукарекин.
– Истинная правда, – подтвердила Клавдия.
Когда покорный Иван, вдруг оказавшийся под каблуком жены, пожимая плечами, отправился принимать горизонтальное положение и вскоре заснул, она обратилась к нежданному спасителю:
– Что бы я без вас делала? Только вряд ли это поможет…
