Однажды осенним днем начальник станции, который отмечал прибытие и отъезд иностранцев, увидел человека, который сошел с коринфского поезда, держа в руках поцарапанный футляр от скрипки. Выглядел приезжий весьма примечательно: губы растянуты в улыбке, глаза сверкают.
В праздничные дни в Каламату наведывалось немало странствующих музыкантов с бузуки и кларино[12], но этот скрипач ничуть на них не походил. Одет он был аккуратно, а когда брался за смычок, улицы наполнялись звуками такой музыки, какой город никогда прежде не слышал.
Даже дети переставали играть и бежали слушать скрипку. Они были смелее взрослых и не боялись приблизиться к скрипачу. Как-то раз, когда он закончил очередную пьесу, один из ребят протянул руку и прикоснулся к инструменту.
Это не был неловкий жест. Мальчик хотел рассмотреть скрипку, почувствовать, горячая она или холодная, гладкая или шероховатая. Скрипач понял.
Он наклонился, чтобы показать инструмент мальчику, а тот дернул одну из струн, провел пальцами по прихотливому завитку грифа, вырезанному в форме головы.
– Похоже на тебя! – воскликнул ребенок. – Это ты?
© DutchScenery/Shutterstock (ретушь)
Мальчик взглянул на скрипку, потом на ее владельца, потом снова на скрипку.
– Да, это ты! Смотрите! – вскрикнул он, подзывая друзей. – Это он! Это он!
Ребятишки сгрудились вокруг.
И верно, сходство было налицо.
Ребенка очаровала скрипка, он инстинктивно чувствовал ее красоту.
– Напоминает тигра, – сказал он, восхищаясь нижней декой, сделанной из цельной древесины полосатого пенсильванского клена.
Его друзья давно убежали и теперь гоняли мяч по площади. А маленький мальчик все больше погружался в изучение скрипки, разглядывал вычурные колки с крохотными жемчужинами, изящную подставку, плавно изогнутые обечайки. Видимо, только пытливый глаз ребенка мог оценить все эти тонкости.
А скрипач все это время не выпускал инструмента из рук, хотя и позволял мальчику крутить его так и сяк, разглядывая во всех подробностях. Луч солнца проник внутрь корпуса, высветил надпись, видимую через эфу, резонаторное отверстие.
– Ан-то-ни-о…
Мальчик был умный, он уже знал латинский алфавит, а потому сумел разобрать буквы.
