Мамино равнодушие до сих пор меня ранило, а иногда даже злило. Я пыталась хоть как-то расшевелить ее, приезжая домой на каникулы, но встречала лишь пустой взгляд и отсутствие хоть какого-то интереса к моей жизни. Я писала маме письма, рассказывая о своих делах и успехах, и отправляла их вместе с письмами для Серафимы, но ни одного ответа, кроме тех злосчастных векселей, так и не получила.
Несмотря на то что необходимость в няне с моим отъездом вроде как отпала, тетка Фима все равно оставалась компаньонкой (считай, почти сиделкой) при маме, которая по-прежнему вела затворнический образ жизни, покидая дом лишь по крайней нужде.
Что мама делала дома? Большей частью просто сидела в своей комнате или в саду. Иногда она вышивала или читала, иногда просто подолгу смотрела на море, которое было видно с территории нашего дома. Казалось, жизнь для нее остановилась и замерла, перестав играть хоть какими-то красками, и из этой жизни ушло все, что она когда-то любила… папа, живопись, я. Хотя я по-прежнему была рядом, живая и нуждающаяся в ее любви и внимании, но нас все равно словно отгораживала друг от друга незримая стена из горя и серой тоски, разделяющая меня и маму по разные стороны одной реальности, как смерть папы разделила нашу жизнь на “до” и “после”.
Когда мы еще жили в Софиграде, пока был жив папа, по рассказам няни, моя родительница, не будучи, как и отец, магом, но имея огромный талант к живописи, работала в Императорской типографии, где создавала иллюстрации для учебников магии. Мама писала и картины, на почве которых они с папой, собственно, и познакомились: он заказал у нее свой портрет. Впрочем, после переезда в поместье в Западном Приморье мама ни разу не достала свои краски и не написала больше ничего.
Наставник, еще живя у нас в поместье, говорил, что никаких ментальных нарушений у мамы нет. Она просто не хочет жить, а лишь существует безучастной ко всему телесной оболочкой. И ни один маг, травник или кто бы то ни было еще не в силах ей помочь вернуться из этого состояния.
Мастер Нол, который после моего поступления в школу вернулся в столицу, тоже иногда мне писал. В последнем своем письме он сообщал, что отправится ко мне домой, заберет маму, а Серафиме привезет в помощницы ее внучку примерно моего возраста, которая приняла решение переехать поближе к бабушке. Мама вроде как не возражала, как и согласна была с тем, чтобы навестить меня на моем выпуском празднике, что радовало и давало надежду на то, что наши отношения потеплеют.
Сегодня я должна была получить сообщение, что мама и наставник выехали в мою школу, чтобы как раз успеть к церемонии получения дипломов. Но послания от мастера Нола не было, и что делать, я пока не понимала.
***
– Что это еще за новости? – я сжала в руке почтовый амулет, купленный мной сразу после получения диплома, и в третий раз повторила попытку связаться с наставником.
Праздник для меня оказался безвозвратно испорчен, потому что я была, наверное, единственной, кроме одноклассников-сирот, на чье торжество никто так и не пришел. К сожалению, я не знала никого поблизости от поместья или в столице, к кому можно было обратиться за помощью.
Я до последнего думала, что это просто какой-то сбой в почтовой магии. Что мама и мастер Нол все же приедут хоть и без письма, но места для моих гостей в зале торжеств, где директор Приморской магической школы вручал нам золотые заверенные императорской канцелярией свитки, знаменующие начало нашего пути, как “подмастерьев” магической науки, так и остались пусты.
