Мейсон просиял.
– Но только немного погодя, – заметил Фрэнсис, – сначала мы должны выехать.
– Я понимаю, монсеньор, – мальчик широко улыбнулся.
Фрэнсис неодобрительно покачал головой. Конечно, Дина можно было понять, но все-таки в его возрасте и положении следовало бы воспитывать в себе спокойствие и выдержку.
Если уж его отец этим не занимался, значит, герцог Эртвестский попробует сам приучить молодого человека к хладнокровию и терпению.
Когда наконец тронулись в путь, бедный Дин уже места не находил, и Фрэнсис с усмешкой сказал:
– Ну, спрашивайте же. Что вам рассказать?
– А что вы можете, монсеньор? – деловито осведомился графский наследник.
– Ну, например, о том, как ваш отец добывал локон прекрасной дамы.
– Матушкин? Да, они мне рассказывали, – кивнул Дин. – Они до сих пор его берегут.
Выходит, жизнь ничему не научила графа Мейсона, и он попытался повторить свою
глупую выходку? Если Дин пошел в него, с ним будет много трудностей.
– О, нет, – ответил он, – до того, как ваш отец познакомился с вашей матушкой, он считал своим долгом вздыхать по столичной красавице. Правда, в дамы сердца он выбрал не знатную графиню, а племянницу одного барона, жившую у него из милости, но, надо сказать, очень красивую девушку с чудными золотыми локонами. Ваш отец залез, как водится, в окно, срезал своим кинжалом локон, и…
Фрэнсис сделал изящную паузу.
– Мало того, что бедняга чуть не оглох от криков и не лишился глаз из-за чужих ногтей. Когда ваш отец спасся бегством, надо сказать, не слишком почетным, он обнаружил, что локон, с таким трудом и кровопролитием добытый, не золотой, а седой. Он по ошибке забрался в комнату старой камеристки. А может быть, эта милая девушка заблаговременно поменялась с верной служанкой спальнями.
Фрэнсис рассмеялся, но смолк, когда увидел, как нахмурился Дин.
– Монсеньор, – сказал тот, – конечно, я не вправе учить вас, но разве то, что вы сейчас делаете, хорошо? Ведь вы говорите, что мой отец ваш друг, а теперь над ним смеетесь. И эта девушка… она бедна, но ведь это не значит, что о ней можно говорить в том же тоне, что и о бесчестных женщинах. То есть…
Дин перевел дыхание и замолчал. Его щеки и уши полыхали, глаза блестели не то от гнева, не то от слез.
– Это не насмешки, молодой человек, – резонно и нисколько не сердито промолвил герцог Эртон, задумчиво глядя вперед, – это рассказ о бурной молодости вашего отца. Бывало еще много различных случаев. Неужели вам неинтересно? Что же, тогда могу рассказать о военных походах и том, как ваш отец отличился там. Или, может, вы поведаете мне историю с локоном вашей матушки?
Лошади ехали медленно и спокойно, на Эртонийском тракте погода выдалась умеренно-теплой, а на небе не выплыло ни единого облака с утра, но даже несмотря на такой прекрасный день уходящего лета, в душе Фрэнсиса медленно, но верно нарастала странная тоска. От воспоминаниях ли про женщин, с которыми он был или о мыслях про невозвратную молодость?
Порученец не нарушал его размышлений: видимо, был порядком обижен и не желал разговаривать с герцогом. Фрэнсис на пробу позвал его, но тот не повернул головы.
– Так что же, вы будете слушать о военных походах и первом бое вашего отца? Или предпочитаете скучать всю дорогу в молчании?
Дин Мейсон безмолвствовал.
– Вам часто будут говорить неприятные и обидные вещи, в столице это любят и умеют, – продолжал Фрэнсис. – Если вы будете дуться из-за каждого пустяка, то прослывете дурно воспитанным чудаком, а это не слишком благотворно влияет на карьеру. А если вы приметесь хвататься за оружие, то долго не проживете.
