Да, надо рассказать. О Мариам, Инамах, Мистанах, хоть те и являются вассалами Бедилей. А о Бедилях он не будет говорить, ведь… Неважно. Просто не стоит о них рассказывать, ровно как и думать о побудивших его на то причинах.
Силиван неприятно улыбался, а Аминан медленно говорил:
– Мириам – семейство, что называется, себе на уме. Граф Эмин, который ныне является старшим в роду, к тому же в то время, что я водил с ним знакомство, был легкомыслен и своеволен, впрочем, время меняет людей, и каков он теперь, я не знаю.
– Нрав нельзя изменить, разве что скрыть, – заметил Силиван.
– Возможно, – Аминан нахмурился, – но, полагаю, вы пришли слушать меня, а не говорить, поэтому прошу меня не перебивать. Эмин также всегда был честен, кража для него немыслима.
Силиван с сомнением покачал головой.
– Не судите по… поспешно, – посоветовал Аминан.
– Вы тоже не судите… поспешно, а будьте беспристрастны, я вас об этом уже просил, – парировал Силиван.
– Я беспристрастен, иначе я отозвался бы о графе гораздо суровее, но, хотя мы далеко не дружны, я не могу не отдать должное его достоинствам. О Басире Мистане, моем дяде, я и вовсе не смогу сказать ничего плохого, да это и лишнее, его ведь здесь, к сожалению, нет.
– Почему же к сожалению?
– Он наблюдательнее, чем я, и мог бы заметить и поведать вам нечто важное. Но я догадываюсь, что больше всего вы хотите услышать об Инамах.
Силиван не сказал ни слова.
– Гаэтано всегда был не столько южанином, сколько столичным жителем, да и в Эн-Мериде бывал наездами. Одно время мы вели переписку, но постепенно она сошла на нет. Он славный человек, благоразумный, спокойный и миролюбивый, хотя временами слишком снисходительный к чужим недостаткам. Вот, собственно, и все, что я имею вам сказать о моих родичах.
– Правда? – Силиван поднял брови. – А я полагал, что услышу от вас и о Бедилях? Ведь, кажется, именно эту фамилию носит ваш друг?
Отвечать, да и вообще разговаривать с этим человеком, глядя в его серо-льдистые холодные глаза, у Аминана не оставалось желания, но кто спрашивал его? Не спросили тогда, отрекаясь от сюзерена, не спрашивает Силиван и сейчас, а медлить с ответами себе дороже. Рассказать про Эльмазов, планировавших убийство Антуана, или нет? Про них следует молчать, как и про Бедилей, потому что… Собственно, виконт что-то знает о Бедилях, общеизвестное, но неприятное. Ему, Анвару, неприятное.
– Да, он мой друг, – подтвердил мужчина, стараясь не менять тона. – Мне бы не хотелось говоить о нем, поскольку хочу оставаться беспристрастным и дальше.
– Что ж, думайте, что хотите, – во взгляде виконта мелькнуло что-то вроде презрительной усмешки. – Итак…
Вошли двое слуг: один держал поднос, на котором стояли откупоренная бутылка вина и бокалы, другой – небольшое блюдо с незамысловатыми закусками, из тех, что на Юге насмешливо называли «пища незваного гостя». Оба поклонились, и Хасан – именно он нес вино – быстро и изящно разлил его по бокалам.
– Угодно что-то еще? – спросил он.
– Благодарю, пока ничего не нужно, – рассеянно сказал Аминан: он думал сейчас не о винах и лакомствах, а о том, что может спросить Силиван и что ему ответить.
Слуги ушли, и Аминан приглашающее повел рукой:
– Угощайтесь же.
Силиван пригубил вино, но тут же снова поставил бокал на столик.
– Что я хотел у вас спросить? Ах, да, надо полагать, о своих вассалах и родичах вы сказали все, что могли. Теперь меня интересует, не видели ли вы чего-нибудь подозрительного?
