Он ничуть не жалел жену, и если бы случилось то, что он предвосхищал, не колеблясь, отец Эммы встал бы на сторону дочери, которая с младенчества не видела от матери ничего, кроме незаслуженного пренебрежения.
Их семья опять распалась, поделившись надвое, и это надо было признать. Хауард с дочерью остались обособлены от Энни, которая зажила прежней жизнью, какой жила после сына, но до дочери.
И, надо сказать, Калеба это нисколько не мучило и не беспокоило. Весь он растворился в своей новой возлюбленной – дочке Эм.
***
Эм – новое имя малышки – личное и знакомое только Калебу и любимое только им, потому что он первым и последним стал так называть дочь. Оно ещё больше сблизило мужчину и девочку, а со временем, когда Эмма Хауард из девчушки превратится в милую девушку, оно станет ещё и символом безоговорочного их единения. И принадлежности друг к другу… ведь, казалось, они были одни в целом мире.
***
25 декабря 1970
Время не умолить и не умилостивить. Его нельзя замедлить на счастливых моментах жизни…
Эмме Хауард почти исполнилось восемь месяцев. Наступило первое её Рождество. Утром накормленная отцом малышка была одета в теплые вещи, и оба отправились… к дедушке и бабушке Хауардам.
Вот, пожалуй, кто, кроме отца, души не чаял во внучке, чета Хауард, а ещё их младшие дети.
Сложно было представить, но Саре уже исполнилось тридцать, она была счастливо замужем, но, вопреки тревожным ожиданиям Калеба, с замужеством не оборвала отношения с семьей, а, наоборот, пополнила её – муж, Эрик, всегда был с нею, и сейчас оба встретили Калеба и его Эм с распростертыми объятиями.
Начавшие стареть родители Калеба, достойно встречающие старость по —прежнему вместе, ценя друг друга и каждый миг, тяжко пережившие смерть внука, нашли утешение в лице дружелюбной Эммы. Они баловали её, несмотря на протесты «отца до мозга костей» своего старшего сына, но она непостижимым образом ни дня не была ни капризна, ни избалована, хоть с их стороны ни в чём и никогда не знала отказа. Только лишь получая заботу и такую всеобъемлющую любовь, какая непременно доставалась бы Колину, останься он в живых.
Четырнадцатилетним близнецам малышка казалась просто занятной куколкой, которая умела угукать, заливисто смеяться и иногда, хитро сощурив карие глазки, дергать кого- нибудь за волосы. Это было особенно любимым Эммой занятием с тех пор, как она научилась хватать.
Экономка и верная наперсница семьи, мисс Мидл, не особенно сильно изменилась за эти годы, даже будто бы забыв начать клониться к старости, как её извечная подруга. Она все так же стоически была верна Хауардам, и даже огорчилась, узнав о втором, верно, окончательном разрыве между Калебом и его женой, хоть последняя никогда ей не нравилась и не была ею любима. Было в этой девочке что – то, что живо было всегда, но тщательно скрытое за ширмой счастливой поры пробудилось, нашло силы со смертью их мальчика. А, когда чудилось, всё снова приходит на круги своя и меняется к лучшему, монстр, демон Энни, вновь зашевелился где – то в её не вполне уцелевшей душе.
Однако, мисс Мидл очень полюбила маленькую Эмму, как она говорила «девчушку со сладкими щёчками и шоколадными, ласковыми глазищами». Девочка отвечала удивительной взаимностью, всегда охотно тянулась к ней и принимала всевозможные ласки и нежности от тоскующей женщины, которая даже своё постоянное одиночество смогла сделать на редкость удивительным, даря себя чужой семье. Впрочем, для неё в ней всегда находилось место.
