Он любил её, даже намного сильнее, чем своего сына! Это было неправильно, но правдиво, и на Страшном суде, лицом к лицу с Создателем, он не устыдился бы признаться в этом! А дальше будь, что будет! За неё он понесет любое наказание, пусть самое страшное. За дочь он готов гореть в любом пламени, терпеть любые муки, ведь мучился же годами, ожидая её, и после, когда она уже отягощала его руки своим тельцем, а мысли его – одним своим существованием, в одночасье оставшись единственным человеком, что создан для него…
– Я тебя люблю, моя девочка! – шёпотом повторил он и внезапно почувствовал очищающую силу слёз, слёз, боли в которых не было, а были надежда и нежность.
***
Поезд понемногу сбрасывал скорость. Незаметно прошла для них часть пути, того, что словно навсегда отделила их от прежней, когда – то прочной, но распавшейся жизни. Он не сожалел ни о чём, она – не могла сожалеть, ведь с нею вместе осталось то важное, что было всегда – обожаемый папа.
Калеб разбудил дочь поцелуем в щёку, и она послушно открыла затуманенные от сна глаза, как всегда радостно возвращаясь к нему из фантастического мира снов. При виде его лица, улыбнулась и, догадавшись, спросила:
– Мы приехали уже?
– Да! – подтвердил он. – Скоро поезд совсем встанет, мы с тобой выйдем на улицу, а там нас уже ждут…
– Новые приключения?! – радостно спросила дочь, вся обратившись в ожидание их, невероятных и прекрасных.
– Да! – сказал он опять. – Но ещё, думаю, тётя Сара и дядя Эрик!
– Ура! – она захлопала в ладоши, но тут же стала серьёзной и будто бы даже погрустнела. – Я по ним очень соскучилась, папочка!
– И я, малыш, и я! – со вздохом признался он. – Но теперь мы будем вместе!
– А мы домой уже не поедем? – поинтересовалась девочка.
Мужчина улыбнулся. Конечно, она ещё долго будет называть и считать своим настоящим домом лондонский особняк, из которого за свои годы не разу не уезжала. Ещё долго она, уроженка Лондона, верно, будет задавать вопрос о возвращении домой, а он будет терпеливо её объяснять, что дом её отныне в Ливерпуле, и поступками доказывать это, создавать вокруг неё столько гармонии, окружать таким счастьем, что любимая, самая горячо любимая девочка на свете, и думать забудет о том месте, где родилась…
– Нет, дорогая моя! Мы в Лондон больше не поедем! И твой дом теперь здесь!
– И твой тоже? – живо спросила она и, не дожидаясь ответа: – А если я захочу увидеть бабушку и дедушку, дядюшек?
– Мой дом всегда там, где ты! – ответил ей мужчина. – А мы их пригласим к себе или…
Он выдержал интригующую паузу, она вытянулась струной, гадая, что это придумал папа:
– Поедем в Лондон тайно! И никто не будет знать, что мы явились, а потом так же секретно уедем назад! Хорошо?
– Я люблю секретики, папочка! – она была в восторге от задумки отца. – А ты?
– И я люблю секретики, Эм, солнышко! Но у нас не должно быть секретов друг от друга, ладно?
– Да, папа! – она не по- детски сосредоточенно слушала его, запоминала его слова. И, может, прямо сейчас решила окончательно никогда и ничего не таить от отца.
***
– Давай, Эм, смотри! Видишь дядю Эрика?
Они стояли на платформе, поток людей обтекал их. Как волны морей, они обрушивались на них, и снова начинался отлив. Эмма сидела на плече отца, и вертела по сторонам головой, высматривая дядюшку Эрика. Но среди незнакомых силуэтов долго не могла найти одного лишь человека, а потом…
